Когда он возвратился с фронта в сорок шестом, то молодые девки и вдовушки зачастили под разными предлогами на кордон, и каждая находила дело: то посоветоваться с его матушкой о настое лечебных трав, то с делами к сестре, то к нему с расспросами о войне, бросая откровенные взгляды, с восторгом оглядывая его крепкую фигуру...
Прокопий Алексеевич хмурился, уходил в подворье или баню, курил, дожидаясь, пока настырная девка или бабенка уйдет с кордона.
Однажды у калитки он столкнулся с рослой девушкой и, с трудом узнав Ксюшу, оторопел. Уходил воевать - была пташкой незаметной, а сейчас румянец во всю щеку, глаза отливают темным малахитом под изломанными соболиными бровями.
- Ксюшка?! Ксения? - отступил он в сторону, с трудом узнавая ее.
-Здравствуйте, Прокопий Алексеевич, - спокойно и певуче отозвалась она и наклонила голову. Тугая русая коса упала на высокую грудь. - С благополучным возвращением вас. А Таня дома?
- Дома, проходи, - чуть помедлил он. - Сейчас с речки пришастает. По воду пошла.
Ксения плавно, не поворачиваясь, прошла к крыльцу дома, а он все смотрел вслед, изумляясь, как время меняет человека. Была девчушкой востроглазой, а сейчас хоть под венец веди...
Ксения еще несколько раз приходила на кордон к Тане. Они о чем-то шептались по своим девичьим делам, посмеивались, потом Ксения уходила, спокойно кивнув ему на прощанье.
С хмурого неба уже начал срываться снежок. Ждали покрова. Прокопий, заключив договор с охотконторой, готовился выйти на промысел, налаживал лыжи, обтягивая их оленьей шкурой, кипятил капканы в хвойном настое, чтобы отбить дух железа, готовил припасы и снаряжение. Неожиданно ему захотелось примороженной черемухи. Нет вкуснее и питательнее ягоды, как тронутая первым заморозком черемуха, никакая ягода не веселит так душу. Он взял лукошко и ушел к притоке Быструхи к знакомому, редко кому известному в округе черемушнику.
Листья уже давно опали, но кусты с темно-вишневыми ветвями так и гпулись от иссиня-черных гроздей ягод. Прежде чем набрать в лукошко на пирожки и шанежки, он сам наелся, ощущая во рту сладко-вяжущий вкус ягоды.
Послышался недалекий шорох. Он быстро повернулся и увидел за кустами Ксению с лукошком. Она, заметив Прокопия, испуганно вздрогнула и, узнав его, весело рассмеялась.
- Думала - медведь, а это Лешак!
- Все бы тебе хаханьки, - нахмурился Прокопий. Не любил он этого прозвища. - Невестой уже стала, а все Кс юшкой хочешь быть.
- Ох, невеста я, невеста, никто замуж не бе-рет! - пропела она насмешливо.
- Будя тебе. Красавицей стала...
Она вспыхнула румянцем, подошла ближе и, пытливо заглядывая в глаза Прокопию, спросила:
-А ты возьмешь меня в жены?
- Не шуткуй, - смутился он.
- Отшутилась, Проня милый...
Лицо у девушки сделалось отрешенным и побледневшим, глаза потемнели. Она подошла ближе, положила руки на его плечи, уткнулась лицом в грудь и заплакала, глотая слезы.
- Отдают меня за Николая Фроликова... Сваты были, сговорились... А я не хочу, не хочу!..
- Дак откажись, - буркнул он, не зная, как успокоить ее, по-прежнему стоя с опущенными руками. Он испытывал желание погладить ее по голове, но боялся обидеть девушку своим прикосновением.
Ксюша вдруг стала сильно бить его в грудь маленькими крепкими кулачками, с отчаянием проговорила:
- Дак я тебя люблю! Тебя!.. Давно полюбила, еще девчонкой, а ты?! У-у, медведь косолапый!..
