- Ой, не надо так... быстро. Мы мало знаем друг друга. Ты хороший, но... я, понимаешь, мне... стыдпо. Тут не город, а деревня, мы у людей на виду, и все всем должно быть ясно. Понимаешь?.. Тебе проще: приехал и уехал...
Что, ну что я мог сказать Светлане?! Что она добрая девушка? Что обмануть ее - значит посягнуть на что-то большее, чем она сама? Когда я глядел в глубину Светланиных глаз, то в крохотных зеркальцах зрачков вндел будто еще и отблески прямого, строгого взгляда Семена Емельяновича и теплых веселых глаз ее матери.
Иногда же мне думалось: а не усложняю ли я все? Может, Светлане вовсе ничего от меня и не нужно, может, ей по нраву то, что происходит с нами? Отваживаются же девушки на такую жертвенную нежность...
По утрам перед уходом на работу она заскакивала на полминутки в мой домишко и то ставила на подоконник букетик ромашек, то совала мне махонький, в пупырышках («самый первый-первый!»), утренне-веселый огурчик, принесенный прямо с грядки, то кружку парного молока, то просто забегала, кажется, лишь затем, чтобы я взглянул на нее. Отутюжить сорочку, принести стакан ядреного кваса - эти и другие мелкие хлопоты ради меня приносили ей радость. Я с благоговением замечал, поощрял каждый ее жест внимания. Светлана, как сестренка, доверчиво смотрела мне в глаза. В движениях, в молчании и во взглядах она стала такой нежной, поэтической, так созвучно внутренней и внешней ее сути произносилось теперь ее светоносное имя. «Светлана!.. Светляна... Светлянка... Лен... Ляна», - ласково шептал я, поглаживая ее шелковистые волосы.
Томясь ожиданием вечера, я, однако, испытывал смутную тревогу. Что-то мучительно-неразрешимое терзало душу, и перед новой встречей со Светланой меня все больше тянуло поговорить начистоту, объясниться с ее матерью, которая была очень добра ко мне, старалась ничем и никак пе помешать моим занятиям, которые, честно говоря, шли почти бесплодно. Я каждый день собирался отложить все бумаги. Конечно, надо было делать что-то одно: или сосредоточиться на дипломе, или отдыхать. К этому меня склоняли и добрые советы Анастасии Семеновны.
- Отдыхать ехали, а сами корпеете да корпеете над книжками. А ведь бумаги эти и в городе от вас не уйдут, охомутают еще, - сказала она мне однажды, и в ее словах слышалась материнская забота.
Однажды в субботний полдень Анастасия Семеновна затеяла истопить баньку. Я колол на чурбаке березовые поленца, Светлана, резво семеня босыми загорелыми ногами, носилась туда-сюда с ведрами, таская из колодца воду в большой чугунный котел. Тут с улицы, приоткрыв калитку, заглянула во двор уже примеченная мною за эти три недели женщина-почтальон и с улыбкой дразняще-маняще помахала над головой белым конвертом. Светлана со вздохом отбросила ведра, рванулась к воротам, выхватила из ее рук письмо и, притворив спиной калитку, нетерпеливо вскрыла его. По ее лицу пробежала зябкая какая-то, точно дрожь, улыбка и застыла на твердо сомкнутых губах.
- Он? - вопросительно кивнула Анастасия Семеновна.
- Да, - подходя, ответила Светлана.
- Что пишет-то?
- Как всегда: жив, здоров, скучаю... И фотокарточка. Вот, смотрите!
Анастасия Семеновна и я осторожно, кончиками пальцев взялись за уголки карточки. Это был опять любительский снимок, излишне зачерненный, передержанный. Может, поэтому мягкие белобрысые черты Колиного лица, масляно блестящего, будто отлитого из чугуна, были резко и строго очерчены. Солдат сурово, тяжело, утомленно смотрел из-под черноты надвинутых бровей. Смотрел он, кажется, только на меня. На обратной стороне карточки мелькнула сдержанно-емкая подпись: «Солдатке от солдата». И сразу же мои уши, всю голову вязко стиснули, усыпляя, обволакивая, въевшиеся в память сладким своим обманом елейно-медовые слова песни: «Вы - солдаты. Мы - ваши со-ол-датки...»
Светлана взяла из наших рук карточку, всунула в конверт и положила в карман халатика. А во мне вдруг вскинулась волна смутной ревности к Коле и одновременно острой и горячей солидарности с ним, что-то горькое, болевое и святое объединяло, роднило сейчас меня и его. Я протянул к Светлане руку.
- Дай-ка еще погляжу... Где он, говоришь, служит? - спросил я, принимая карточку.
- Писал недавно: купаемся в реке Араке. Это в Азербайджане где-то. А что?
- Ничего. - взглянув на погоны солдата,ответил я. - Погранвойска.
