- Ах, - напрягая ноздри, сладко вздохнула она.
Я тоже поднес руку ко рту и тут же закашлял, глотнув едкокислый, уксусный запах.
-Муравьиный спирт.Что,ядрен? - погордилась Светлана словно лично ею сготовленной крепкой приправой.
Я еще раз положил ладонь на муравьев и через две-три секунды отдернул ее, влажную, резко пахнущую, словно нашатырем протертую, приблизил к носу.
- Аж до слез прошибает... И действительно, голова кружится, - вставая с корточек и чихая, сказал я Светлане.
Она тоже выпрямилась и поднесла обе свои ладони к моему лицу. Острый запах травы, земли, муравьев хлынул мне в ноздри, я полузакрыл глаза, даже покачнулся и, взяв девичьи ладони, прислонил к своим горячим щекам. Лицо Светланы приблизилось и стало словно расплываться перед моими глазами. Я видел лишь ее маленький алый рот, он был так близко ко мне, так нечаянно и неповторимо близко, как никогда больше уже не будет. Какими-то беспамятными, дрожащими руками я отвел от своего лица ее ладони, кинул их себе на плечи, обнял русую головку и прижался губами к невинно, по-галчоночьи приоткрытому на полуслове рту. Когда оторвался от ее лица и открыл глаза, то увидел перед собой тяжело опущенные, чуть подрагивающие, густые ее рес-ипцы, помятые и оттого еще более заалевшие губы. И я снова прильнул к ним. Мы замерли - без слов, без мыслей, без сознания... Но вот девушка, будто очнувшись, трепыхнулась, выскользнула из моих рук, отскочила шага на три и, глядя в землю, неровно дыша, вся напружинилась в готовности отразить всякое новое посягательство на нее, показывая тем самым, что то, что случилось, она допустила лишь нечаянно, лишь оказавшись застигнутой врасплох.
Постояв с минуту так, боком ко мне, в стерегущей меня позе, Светлана резко тряхнула головой, тугая коса ее взлетела и упала на грудь. Она взяла ее за слегка растрепанный конец и, заплетая, прихорашивая, медленно пошла в сторону кордона. Дав ей отойти шагов на тридцать, я двинулся следом.
За ужином и весь следующий день мы не разговаривали. Эта наша упорная игра в молчанку обеспокоила Анастасию Семеновну.
-Аи и вправду заревновали друг дружку? - начала она тихонько допытываться ибудтовысмеивать нас. После позднего обеда Светлана и я сидели в тени, под дубом, подперев дерево спинами с противоположных сторон. - Аль разругались?
- С чего бы? - небрежно качнула плечиками Светлана.
- Вот и я говорю: чегой-то вам затылками друг на друга глядеть?.. - подсаживаясь к нам, сказала Анастасия Семеновна. - У нас же сенокос, одной артелью надо бы держаться... Аль устали? Так я же говорила, что устанете. Но ведь молодцы: кончили дело-то, спасибо...
- Все в порядке, Анастасия Семеновна. - Я с улыбкой повернулся к женщине.
-Ничего мы не устали, - буркнула Светлана, не глядя на мать.
Над поляной, в высоком небе сонно кружил коршун, и девушка с тупой сонливой сосредоточенностью, похожей на оцепенение, сопровождала его глазами. Конечно, Светлана очень устала, устал и я, два дня подряд махая без привычки тяжелой литовкой. Но об этом не думалось, никакой усталости не замечалось, мысли и ощущения мои и, наверное, ее были направлены на другое. Мы будто нечаянно, ненароком хлебнули сладкой отравы и теперь, затаясь, ждали, что будет с нами дальше. Я не знал, как теперь вести себя со Светланой. Сделать вид, что мы не были у муравейника и притворством разорить наши добрые, дружеские, почти родственные отношения? Или продолжать радостное, запретное?..
Со стороны избы ко мне подошел Семен Емельянович с холщовой сумкой-аптечкой, присел напротив, вынимая из нее бинты, пузырьки.
- Давай, ополченец, перевяжу, - с укоризной и вместе с тем извинительно забасил он. - Утром бы показал... Может, и не дали бы мозолям полопаться.
Я протянул ему правую руку, красная ладопь в двух местах была поранена, протерта до мяса.
- Ой-ей-ей, - сопереживая,застрадалаАнастасия Семеновпа. - Йодом ее, как бы нарывать не стала.
- Медком, прополисом вот смажем, получше вашего йода. - Старик плеснул из бутылочки на бинт желтоватой жидкости. - А завтра подорожник или лопушок приложи...
Резкая боль охватила руку, я поморщился, закряхтел. В тот же момент к нам подскочила Светлана, желая и не зная, чем помочь мне.
- На-ка возьми. У тебя руки пошустрей моих, - передавая ей бинт, сказал Семен Емельяновнч.
