- Па-ашла, Буланка,ну па-ашла! - понукалаее Анастасия Семеновна, не повелевая, а словно бы разрешая лошади с мерного шага перейти на привычную дорожную трусцу. - Не шибко прытка. Раскормили мы с Пантелеичем ее при пекарне. Это лошадка завхозанашего.
Помолчав немного, Анастасия Семеновна напомнила дочери:
- Сулила - подружку на сенокос позвать. Где ж она?
- На выходные дни Тоська в город укатила... Да ты не болей, мам. Сами управимся. Два мужика будут косить, а мы с тобой сгребать да стоговать, - бойко утешала Светлана.
- Работнички, - усмехнулась Анастасия Семеновна. - Один другого стоим. Дед Берендей с радикулитом и грыжей. Баба-яга хромая нога. Да вот Иван-царевич на сером волке, то бишь на буланой кобыле, что совсем его не слухает...
- А я кто? Снегурочка? - Светлана рассмеялась. - Вы слышите, Апдрей, как мама нас критикует?
Я оглянулся, улыбчиво-обещающе кивнул женщинам: дескать, погодите, я делом докажу, на что способен. А то, что кобылка меня не почитает, так тут завхоз Пантеле-ич виноват - ишь как раскормил конягу, ей даже самая малая трусца в тягость. Ленится, каждый пологий взгорок, неприметную колдобинку стережет как повод с бега перейти па скучный шаг. Все же ехать по лесной песчаной, оцепленной с обеих сторон пушистыми лапами елей, шеренгами сосен и берез дороге было хорошо, весело: за каждым поворотом открывалась новая живая картина хмуро густеющего по мере нашего продвижения старого бора.
За полкилометра от лесничьего кордона путь нам преградила речушка. Мелкая, узкая, шагов пятнадцать ширины, с хрустально-прозрачной быстрой водой и крутыми берегами. Дорога метров сто шла по-над речкой, потом спустилась к шаткому, наспех сколоченному из отесанных топором горбылей мосту. Они дробно «заиграли» под колесами телеги, Анастасия Семеновна, жестко подскакивая на сиденье, запричитала сердито:
- И когда эту времянку заменят? Каждую весну новый мост мастерят. Тяп-ляп, на скорурукусрубят, и ладно. Чего-де стараться - водополица все равно снесет. Каждый год уносит. Золотой мосток-то. Бросают деньги на ветер... А что не поставить бы тут хороший, стационарный, как батяня мой, Семен Емельянович,говорит? Хозяина нет.
- Так он сам здесь первый хозяин, Семен Емельяныч-то. Ведь это его участок, обход? - повернулся я с вопросом к Анастасии Семеновне.
- Его-то его. Но мост ставить районная власть должна. А у батяни без того работы хватает. - Она повела глазами по деревьям. - Батянин обход сразу по аккуратности узнаешь: тут белый столбик, там табличка... У мостка - заметили? - стол со скамейкой и надпись: «Место длякурения».Пожарныйинвентарьрядомвисит. Не лес - парк ухоженный.
- А вверху, поглядите, птичьидомикина деревьях развешаны: скворечники, кормушки... Многиедедушка сам сделал, да еще ребятишки-шефы помогают, - вступилась за дедушку Светлапа, хотя я ни в чем его не обвинял. Во мне лишь ворохнулось профессиональное чувство мостостроителя: иметь под рукой столько лесоматериала и не соорудить крепкий, добротный мост?
- Непонятно, как по нему многотошше лесовозы ходят? - задал я вопрос самому себе.
- Лесовозы кружным путем, в объезд идут... Да в редко теперь. Бор заповедный, окромя санитарных рубок, другие-то почти не ведутся, - пояснила Анастасия Семеновна.
- А прежде велись... рубили?
- Как же. Тут такое творилось. Не дай бог, - горестно вздохнула женщина. - Батяня вам расскажет, коль сумеете к нему приноровиться...Он пятьдесят леттут лесником, восемнадцатый год на пенсии, а из лесу ни на шаг. На станцию, поближе к себе, хотела его переселить. Шиш! Никакие уговоры не слухает... Когда маманя жива была, он подойдет иной раз да спросит: «Тебе не наскучило в лесу со мной? Может,куда переехать нам?» Но мамаия-то знала: оторви его от леса - затоскует, изведется, как птица в клетке... Тут и дожилаона с ним свой век... Во-он крыша ужзавиднелась.Подъезжаем. Кордон.
Мы въехали на обширпую поляну, посреди которой угрюмо возвышалась большая, темная от старости, рубленая изба лесника.
К телеге подошел кряжистый, чуть сутуловатый, но подвижный, легкий на ходу, седобородый старик. Лицо у него было сухое и крепкое, без отечных подглазниц и возрастной дряблости, с редкими, но глубокими, заматерелыми от ветра и солнца морщинами вокруг рта. На крупной голове выступала круглая лысина, оцепленная валиком седых клочковатых волос, отчего сверху голова казалась опустевшим гнездом каких-то птиц. Старик молча, кивком поприветствовал нас, взял лошадь за узду и отвел под навес сарайчика. Там он очень ловко, в три-четыре движения, распряг ее и подоткнул к коновязи, где стояла корзина с травой.
