«Вот и все, - подумала она. - Вот и все, Сереженька. Нет у тебя ко мне ни любви, ни жалости. Даже Старчук наверняка бы спрыгнул, поинтересовался, как я. А ты...»
Она открыла глаза, посмотрела сквозь колышущуюся вместе с машиной стену пыльного воздуха на люк. За ним стоял или сидел на башне Сережа, Сергей Воронов, в которого она вздумала влюбиться. Почему же ей не везет? Почему других любят так, что об этом пишут в книгах, показывают в кино, а Сергей, а Сережа...
Жалость к себе переполнила ее сердце, и Рита уткнулась в ватник. И вспомнилось, как боялась она обстрела сегодня ночью, и первая встреча с Сергеем вспомнилась, и родители, и вся та, доафганская, жизнь навалилась на нее сразу ярко и тяжело. Рита села, осмотрела выкрашенное белым нутро машины, пошевелила ногами в широких паленках. Чтобы занять себя, наклонилась, нашла под сиденьем свои мягкие горные ботинки, переобулась. Ноги сразу стали легкими, послушными на любое движение, и Рита даже пристукнула ими о днище БТР. Затем сняла ватные- брюки, оставшись в спортивном костюме.
БТР ехал медленно, часто менял направление, порой останавливался, и Рита поняла, что Сергей потерял из виду проводника. Но тут БТР взревел на всю мощь.
«Увидел!» - поняла Рита.
Она выбросила вверх, до стопора, крышку люка, пролезла в его узкое отверстие. Прохладный ветер ударил в лицо, мгновенно высушил глаза. Закрываясь рукой от его упругой силы, Рита посмотрела на Сергея. Упершись ногами в скобы, он одной рукой перехватил автомат, второй держался за фару видоискателя. На груди у него болтался бинокль, и Сергей старался поймать и прижать ремешки подбородком. Но тогда ему, видимо, было неудобно смотреть вперед.
Рита оглянулась. Слева тянулись серые склоны, почти сразу резко уходящие вверх. Справа узкой лентой бежала «зеленка» - прижавшаяся к арыку растительность, за которой белыми пятнами изредка мелькали дувалы. Долина осталась далеко позади, у основания стрелы, раздвинувшей горы, и бронетранспортер забирался все выше и выше, к самому началу ущелья. Сотни таких ущелий сбегают в долину; впереди в ее изгибах никого не было видно, и Рита удивленно обернулась на Сергея: куда они мчатся?
Сергей привстал, Рита проследила за его взглядом и вдруг увидела переметнувшегося через дорогу в заросли проводника в солдатской шапке и с зеленым платком на шее.
Сергей вскинул автомат, не целясь, дал очередь по зарослям.
- Быстрее, - крикнул он Козыро.
Но крутизна склона гасила скорость машины. Воронов от досады ударил кулаком по фаре, она крутнулась, уставилась на старшего лейтенанта стеклянным глазом. И только сейчас Сергей увидел Риту, несколько мгновений недоуменно смотрел на нее, словно припоминая что-то. Потом нырнул в люк.
Бронетранспортер тут же встал, внутри машины раздался треск отдираемых досок. Рита заглянула вниз.
Сергей, отпихивая не до конца оторванную крышку ящика, доставал из него «лимонки» и рассовывал по карманам комбинезона. Сунул за пазуху кобуру с пистолетом.
- Сеня, Козыро, прямо отсюда сразу назад, к Хайда-ру. Заберешь ребят - и к Уляшеву. Рита, вместе с ними, - поднял он глаза на присевшую рядом девушку. Увидев ее лицо, вдруг тихим голосом повторил: - Вместе с ними, Рита. Так безопаснее.
Он протянул было руку, но потом резко отстранился, схватил автомат, спрыгнул с машины. Рита подалась за ним, но Сергей, выставив локоть и пригнув голову, уже бросился в кустарник. Словно что-то подтолкнуло девушку вслед за ним.
- Сеня, я с Вороновым, - крикнула она в люк и спрыгнула на камни.
- Назад! - услышала голос Козыро, но махнула рукой и, тоже выставив вперед локти, нырнула в «зеленку».
Уляшев, стараясь не замечать просящих взглядов То-ропова, мерил шагами площадь. Он и сам прекрасно знал, что афганцы устали от двухчасовой беседы, что их сейчас больше волнуют мешки с рисом и ящик с лекарствами, чем рассказы о пенсии, спутниках и пионерских лагерях. Вое это было для них необычно, интересно, но далеко, за белыми хребтами Гиндукуша, а мешки стояли рядом, и от ящика шел резкий запах лекарств.
Майор видел, как дети отыскивали у себя болячки и, чтобы не забыть их, прикрывали пальцами. Аксакалы, обернувшись на треск распарываемых мешков, уже больше не сводили взглядов с погнутой серой миски, которую поставил на брезент ришеефид. Вдоль дувала просочился тонкий ручеек закутанных в паранджу и платки женщин, они слились в небольшое черное озерцо с редкими волнами светлых одежд. Им тоже важнее было знать, сколько мисок на семью отмерит старейшина, чем то, каким станет Афганистан в то время, когда вырастут деревья вокруг майдана.
