Анастасия Семеновна всплеснула руками, спохватившись, что работу свою оставила: она носила ведерком из колодца в железный бак воду - подогреется за день для вечернего полива грядок.
- Ой, извините меня, балаболку. И вас и себя от дела отрываю, - сказала и бросилась к колодезному журавлю.
- Дайте и мне ведро... да которое побольше. - Я напросился в помощники, скинул ботинкии, подвернув штанины, стал по теплой сырой тропочке топать нездешне-бледными босыми ногами, изредка обжигая их ненароком льдистым холодком колодезной воды.
После обеда я часа три бродил по лесу, насобирал душистую охапку
зверобоя и снопиком подвесил над окном. Навел в домике порядок: выложил на стол конспекты, справочники, папку с неоконченной дипломной работой. О ней я не забывал ни на час. В прикроватную тумбочку я решил переложить из чемоданчика фотоаппарат, бритвенный прибор, кое-какие туалетные принадлежности. Тумбочка была пуста, если не считать стопки писем, отправленных из одной и той же воинской части, и раскрытой тетради. Мои глаза невольно скользнули по строчкам, написанным тем прилежным, округло-женским почерком, каким пишут почти все девушки.
«Коленька, милый, здравствуй! Спасибо за письмо! Я так рада, что ты принял присягу и теперь настоящий солдат! Поздравляю! А насчет меня будь спокоен. И надо нам думать теперь не назад, а вперед, не о прощальном вечере, а о дне встречи, до которого, я подсчитала, осталось всего 20 месяцев и 14 дней!..»
На этом письмо обрывалось. Я торопливо закрыл дверцу тумбочки, словно кем-то застигпутый на подглядывании чужой жизни. Свои вещицы сложил опять в чемодан и сел за рабочий стол. За окном во дворе было так празднично-зелено, так радостно щебетали, верещали, чиликали скворцы и воробьи, так густо лился полуденный жар с неба, что мысли плавились, дремали, а тело просилось на волю.
Я вышел из домика и почти до заката гулял в бору, жадно насыщаясь лесным солнцем и запахами горячей хвои, сочиняя на ходу письмо Ире Сырковой. Я делился с ней радостью своего врачующего уединения, звал ее приехать хотя бы на денек и побродить со мной по лесу. Я не понимал, откуда взялась во мне эта нежность к Ире. Не к Люсику, поцелуи которой я еще как бы ощущал на своем лице, а именно к Ире.
За ужином я выпил кружку парного молока, которую принесла Анастасия Семеновна, и свалился в постель, весь как бы стонущий от сладкой хмельной усталости.
Проснулся я от женских голосов, глуховатого, с шепе-лявинкой - Анастасии Семеновны и чистого, звонкого - девичьего. «Цветочка приехала», - без особого удовольствия сообразил я, предчувствуя конец своему блаженному уединению. В оконце заглядывало уже позднее утро. Я встал, поспешно оделся в спортивный костюм, заправил кровать, немного досадуяна себя за эту поспешность... В углу висел рукомойник, я подошел, поплескал в лицо водой и, вытираясь, посмотрел из оконца на веранду. Там метрах в шести от меня стояли лицом к лицу Анастасия Семеновна и невысокая ладная девушка с орехового цвета заплетенными в крутую косу волосами.
- А это тебе, мам. Овчинная безрукавка. По утрам холодно. Корову доить. Вот накинешь ее на плечи - и рукам свободно, и спине тепло. Ты примерь, мам, примерь, - ласково щебетала девушка, вынимая из парусиновой сумки и прикладывая к груди Анастасии Семеновны поддевку.
- Да что мне, танцевать в ней? - смущенно отстранялась та. - Размер мой, значит, впору. И чего примерять?.. Ты лучше сапожки нукось еще разок надень. Тютелька в тютельку. А что не взять бы на размер больше? Ведь не на босу ногу зимой наденешь, а на шерстяной носок...
- На любой пойдет, мам. Гляди... - Девушка ловко всунула в черный хромовый сапожок загорелую ногу, застегнула на нем «молнию» и завертела в воздухе носком сапожка. - Будто по заказу.
Анастасия Семеновпа с придирчивой улыбкой оглядывала, ощупывала, видно, очень дорогие сапожки, смиряясь с тем, что говорила дочь, одобряя смекалку:
- Я главное - вовремя купила, осенью-то их шиш найдешь в магазине. Оно верно: готовь сани летом...
- Да ведь не каждый раз их надевать буду, а для выходов, - дополняя материнскую похвалу, радостно сказала девушка, сняла с ноги сапожок и тут же выдернула из сумки какой-то белый лоскут. - Два часа в очереди стояла, мам. Гляди, какая блузочка! Льняная, с вышивкой, белорусская. Ой, надо же! И опять в самый раз для меня, как по заказу...
Девушка вмиг расстегнула на груди зеленую кофту, хотела было снять ее, но Анастасия Семзновна цапнула ее за локоть, кивнув на домик, в мою сторону. Похватав покупки, женщины заторопились в дом.
Чуть погодя я вышел из своего «скворечника» и, осторожно щелкнув щеколдой калитки, шагнул на улицу. В столовке, в центре поселка, меня ждал завтрак. «Ишь ты... попакупила, - с незлым осуждением думал я о Светочке. - Всякое, что ни наденет, все впору, все ей в самый раз... А что? На такую фигурку только косорукий мастер не сошьет, не угодит».
