Навстречу ему попадались молодые парни с девушками, старики со своими старушками, люди среднего возраста. Страшась разлуки с недолгим бабьим летом, они никак не хотели забираться в каменные стены домов и все бродили, бродили по улицам. Антон подумал, что и ему еще рано возвращаться, да и как он может пойти спокойно спать, когда знает, Арина сейчас ходит по вокзалу, ищет себе место на диванах, плотно забитых пассажирами. Он тут же свернул к остановке и минут через пять сел в первый трамвай, идущий в сторону Рижского вокзала.
Как он и ожидал, народу там было много. В сентябре всегда людно: студенты едут на учебу, курортники катят к морю на бархатный сезон, отпускники домой возвращаются. И вот среди этих людей где-нибудь сиротски притулилась в уголке Арина, его случайная знакомая, гордая, несчастная душа. Антон осмотрел диваны с пассажирами в одном зале, в другом, но Арины не обнаружил. Он еще раз прошел по всем залам, подольше задерживая взгляд на молодых девушках с белыми волосамп, и опять Арины нигде не увидел. «Ну куда пропал человек? .- с досадой подумал Антон. - Может, на улице ходит или в сквере сидит?»
Он вышел из вокзала, постоял у подъезда, озираясь по сторонам. Не пайдя и тут Арины, ушел в сквер, присел на скамейку под каштанами и закурил. От деревьев и цветов несло свежестью и прохладой, по все равно даже в сквере было тепло, и с трудом верилось, что перевалило уже за середину сентября.
- Ну за что ты меня любишь? - вдруг сказал где-то совсем близко мужской голос.
Антон напряг зрение и только тогда различил справа от себя, на скамейке в кустах, два силуэта.
- За все, - тихо ответил женский голос.
- Это слишком абстрактно.
- Абстрактно?.. Ха-ха-ха!..
- Конечно.
- Ну тогда мне нравятся... твои глаза.
- А ото уже детали.
- И вот уши - детали... Ой, какие теплые, как насиженные гнезда.
- Оторвешь! - негромко вскрикнул мужской голос.
- А еще руки, от которых всегда чуть-чуть пахнет бензином...
Антону стало неловко подслушивать то, что предназначалось только для двоих, он осторожно поднялся и вышел из сквера. Еще больше захотелось отыскать Арину. Он вспомнил ее синие широкие глаза, белые волосы, по которым гуляли волны, яркую родинку на щеке. И вдруг подумалось, что Арина, может быть, могла тоже сказать ему такие же нежные слова, какие только что говорила кому-то неизвестная девушка.
Он опять зашел в зал ожидания и стал заново осматривать диваны с пассажирами. Одну девушку с белыми волосами, которая подперла подбородок руками и крепко спала, Антон признал за Арину, и с его губ едва не слетели слова: «Вот вы где!», но в последнюю секунду он понял, что обознался. Какая-то старушка, так замотавшая себя вязаным платком, что был виден только ее длинный острый нос, с приближением Антона всякий раз хваталась обеими руками за лежавший на коленях узел, а потом вертела головой, как сова, не спуская с него глаз, и что-то шептала сидевшей рядом женщине.
Эта подозрительность старушки вскоре образумила Антона. В самом деле, что он бродит из зала в зал, присматривается к пассажирам, будто вор какой. Да и нет здесь Арины, может, она на Казанский уехала, на Курский, чтобы он ее не нашел. В Москве ведь девять вокзалов, попробуй угадай, на каком она. А может, все-таки домой решила поехать, и мачеха ей открыла. Или стоит сейчас Арина за дверью, трезвонит, трезвонит, а отец, слыша звонки, трудно вздыхает да плотнее закрывает уши подушкой.
Антон еще раз посмотрел в зал и только теперь заметил: все диваны заняты, нигде не было ни одного свободного места. Он обругал себя. Выходит, зря и искал тут Арину. Вот чудак! Она потому и уехала на другой вокзал, что здесь негде было примоститься. Понимая, что дальше искать ее не было смысла, он вышел на привокзальную площадь, сел в трамвай и поехал домой.
Народу в трамвае было совсем мало, билеты в той и другой кассе уже кончились. Но Антон все равно опустил три копейки и только потом сел, прижавшись щекой к стеклу, стал смотреть в окно. Ночь все-таки позагоняла людей в дома, улицы теперь были пусты, редкие трамваи и троллейбусы шли в одном направлении - в сторону депо.
Скоро Антону надоело глядеть на бегущие навстречу дома, которые ночью казались одинаковыми, он отвэрнул-ся от окна, стал прислушиваться к песне, что пели в конце вагона молодые парпи. Гитарист, слегка пощипывая струны, мечтательно смотрел в окно, а сидевшие с ним рядом парни вполголоса пели о тайге, которую нельзя вовек забыть. Песня Антону нравилась, и, подъезжая к своей остановке, он пожалел, что ему не удалось ее дослушать до конца.