Арина

В тот вечер мать ходила как потерянная, Антону жалко было на нее смотреть. Прошлепает она в старых тапочках на кухню, постоит там в задумчивости минуту-другую у шкафа с посудой и повернет назад, не помня, что хотела взять. И все время вздыхает, украдкой поглядывает на него тоскливыми глазами, готовая заплакать.
Ну из-за чего она так убивается, что тут опасного, если он, уже студент третьего курса, заживет свободно и самостоятельно? Да, напротив, ничего лучшего и придумать нельзя, - такое счастье и во сне не всегда приблизится. Отныне будет Антон Сеновалов, будущий инженер-строитель, лежать на диване с сигаретой в зубах, закинув руки за голову, слегка щурясь от ласкового сентябрьского солнца, которое после полудня заглядывает в окна квартиры, и, что называется, в ус себе не дуть. Никто ему не скажет; почему это он прямо вкостюме рязлегся, по какому такому праву закурил в квартире, ботинки скинул в комнате, а не в коридоре. Опять же некому будет шикать на него, случись, включит он магнитофон в поздний час или, вспомнив свои пионерские годы, поут-ру затрубит с балкона в полные легкие на трубе: «Слушайте все!.. Слушайте все!..»
Да если пораскинуть умом, какая тут печаль, наоборот, радоваться надо, что ее сын теперь будет жить без подсказки, привыкать к самостоятельности. Ведь когда-то все равно придется подступать к этому, ему как-никак стукнуло девятнадцать, он на третий курс перешел. Сколько же можно его за маленького считать, опекать по всяким там пустякам? Вон Костя Чуриков ему ровесник, а уже глава семейства, сына в. коляске катает. Неделю назад ее встретил друга на Рождественском бульваре, тот сидит на скамейке с интеллигентным старичком в сером берете и в шахматы сражается. А рядом красная коляска с козырьком от солнца, в которой преспокойно почивает его чадо.
- Надо же, на тебя похож!.. - удивился Антон, с любопытством заглядывая в коляску, где вовсю дрыхнул Костин наследник, овеянный пьянящими запахами осени. Совсем крохотный, в голубом комбинезончике с капюшоном, он показался Антону таким смешным, что вроде и на человека непохож, а скорее напоминал куклу-космонавта.
- Верно, батышна копия, - серьезно сказал старичок в берете и передвинул черную пешку.
Вот, пожалуйста, Костя Чуриков тоже на третьем курсе, но уже батька, солидный человек, а мать готова его, Аптопа, все время за ручку водить и сейчас никак не может смириться, что он, бедненький-маленький, один останется, будет предоставлен самому себе. Только напрасна ее тревога, потом мать и сама убедится, давно он стал взрослым, кое-что в жизни смыслит и не нуждается ни в чьей заботе.
В голове Антона, занятой такими думами, был полный ералаш, и хотя он упорно сидел за письменным столом, склонившись над широким листом ватмана, по ничего толком у него не получалось, чертеж почему-то никак не помещался на бумаге. И Антон наконец отложил в сторону карандаш и циркуль, закрывая ватман газетой, сказал матери, которая неприкаянно ходила из комнаты в комнату, не зная, чем себя занять:
- Ты зря обо мне беспокоишься, я не какой-нибудь хлюпик-белоручка... Сам все могу и умею...
- Говорить легче, чем делать, - с печалью в голосе ответила мать, останавливаясь у окна. - Без меня тут голодным находишься, весь грязью обрастешь...
- Смешная ты, мама, - Антон покачал головой и встал из-за стола, прошелся взад-вперед по комнате. - Можно подумать, после твоего отъезда в Москве все магазины закрываются, кафе и буфеты. А бани на слом пойдут, ванны в квартирах будут замурованы...
-' Пойми, сынок, на все время надо, - сказала мать, задумчиво глядя в окно. - Сами продукты в дом не прискачут, за ними ведь ходить надо, в очереди постоять. А у тебя где время? Утром всегда на лекции торопишься, потом допоздна в библиотеке сидишь. Оттого-то и болит моя душа, что несладко тебе будет. Я уже с тетей Настей толковала, просила ее кой-когда помочь тебе, да у той своих хлопот полон рот. Трое малых внучат, считай, у нее на руках, от которых на шаг нельзя отойти, жалуется, в магазин даже не выберет время сбегать.
-Спасибо тебе, спасибо. Значит, няньку для сыночка подыскиваешь, позоришь меня перед родственниками, - обиделся Антон и отвернулся от матери.
- Няньку не няньку, а глаз за тобой нужен, - стояла на своем мать. - Ты и дверь на цепочку закрывать забываешь, и ключи часто теряешь...
Мать с тоской поглядела на сына, вздыхая, сказала:
- Л еще мне покоя не дают эти твои дружки-приятели. Боюсь, без меня они тут дневать и ночевать станут. Чего доброго, компанию сюда наведете, все полы загваздаете, квартиру дымом прокоптите. Ох, изболится мое сердце по тебе, заранее чувствую. Я вот все думаю, может, не ехать мне к Наталье-то?..
У Антона даже дыхание перекрыло от последних слов матери, которая могла, выходит, еще переменить свое решение. Только он настроился на полную свободу, обрадовался, что заживет теперь так, как ему будет любо, а это все, оказывается, пока хрупко и призрачно, на воде вилами писано. И Антон, зная, что мать его слишком самостоятельна, ничьих советов никогда не слушает, напротив, поступает только по-своему, сейчас же принялся ее по-всякому отговаривать от поездки к дочери:
- Правильно, нечего в такую даль тащиться, обойдутся как-нибудь и без тебя. Что они там, бабку не могут найти, которая с Машенькой посидит два-три месяца, пока детские ясли достроят? Ребенок уже своими ногами ходит, его не надо все время на руках держать. И говорить умеет, даже тебя по телефону «бабусей» называет. Одно удовольствие любой старушке с такой умной девочкой посидеть. Так что ни к чему тебе ехать.
- Ой, не знаю, Антоша, не знаю, думаю, ты не прав, - пока неуверенно возразила мать. - Наталья не от хорошей жизни меня зовет к себе хотя бы на месяц, наверно, другого выхода у них нету. Бабку-то, о какой ты толкуешь, нынче днем с фонарем не сыскать. Нет, мне, пожалуй, надо ехать. Я прямо места себе не найду, как вспомню про Машеньку. Разве мыслимо такую малютку на работу с собой таскать. А Наталья вынуждена...