Им открыл отец Борис, худой, кареглазый, с тонкими чертами лица, в вязаном, застегнутом на все пуговицы шерстяном жилете. Софья поцеловала ему руку.
Прихожая была тесная, висели какие-то шубы и длинное кожаное пальто, а на запыленном трюмо стоял большой початый флакон французского одеколона.
Прикладываться к руке Сергей не стал, да к этому его ничто и не подталкивало. В нем нарастало недовольство собой, он жалел, что дал себя заманить. «Хоть глоток воздуха глотнуть»,- с тоской подумал он.
Его провели в комнату и посадили на
диван. Со стены смотрели узкие, писанные грубой кистью портреты. На темной этажерке лежали и" стояли иконы и старинные книги. Над диваном помещалась в металлической окантовке фотография священнослужителя с плоским лицом, выступающим из черного фона.
Софья взяла стул и вышла в прихожую. Сквозь незакрытую дверь Сергей видел, что она достает из антресолей пластмассовый ядовито-розовый таз с двумя ручками, закапанными свечным салом, выгоревший и потемневший от долгого употребления.
Вышла некрасивая беременная попадья в несвежем домашнем платье, приподнятом животом. Она кивнула на вопрос отца Бориса о чайнике и тут же внесла его в комнату, шаркая стоптанными шлепанцами. Софья взяла у нее чайник, взяла за ручку таз и опять вышла. Послышался звук льющейся воды. Сергей понял, что она наполняла таз и одновременно разбавляла кипяток водой из-под крана.
Таз опять был внесен в комнату, и священник прилепил к нему длинные свечи. Софья велела Сергею надеть крестильную рубаху. Он оглянулся по сторонам. Беременная попадья отвела их с Софьей в ванную и больше уже не показывалась. В ванной по полкам валялись раздавленные тюбики, обмылки, груда грязного белья в углу. Протянутую через всю комнату веревку оттянули бежевые, начесом наружу, кальсоны, с которых капала вода.
Софья помогла Сергею натянуть некое подобие больничной нижней рубахи, бывшей ему ниже колен. Пока она собирала его одежду, он прошлепал босыми ногами по пыльному коридору, вошел в комнату и уставился на тазик с оплывающими свечами. Он зло подумал, не вернуться ли ему в ванную и не согрешить ли напоследок с будущей крестной, чьи соблазнительные ягодицы не в состоянии была скрыть даже мешковатая юбка, которую она посчитала приличествующей моменту, взяв, видимо, из гардероба своей квартирной хозяйки.
Священник, облаченный теперь в черную церковную одежду с глухим, напоминающим морской китель воротом, с крестом на шее, подошел к нему с радостным, доверчивым лицом. Говорил он тоже что-то ласковое, словно они с Сергеем каким-то образом уже породнились. Потом отец Борис долго читал по книге. Заставил Сергея повторить за ним Символ Веры. Софья была тут же и тоже повторяла, без единой запинки. Отец Борис спросил, знает ли он «Отче наш», Сергей обрадовался, громко сказал: «Знаю, знаю!» Очень смутился и покраснел. Но отец Борис и Софья тоже очень обрадовались. Сергей держал в руке свечу и читал с упоением, а потом отец Борис поставил его в таз, в теплую воду, зачерпнул пригоршню и осторожно окропил волосы и лицо. Было еще что-то, очень тронувшее Сергея, но очередность действий совершаемого над ним таинства соединилась в одно теплое ощущение благодарности за проявленные к нему любовь и доверие, которых он не стоил. Потом , отец Борис надел на него Софьин серебряный крестик на цепочке.
Когда Сергей оделся, его снова посадили на диван, и отец Борис долго объяснял ему правила христианской жизни. Правила были нетрудные. Но главное было то, что с этой минуты ему простились все его прошлые прегрешения. В это он сразу поверил. И действительно почувствовал себя свободным.
Они снова вышли к реке. Сергей словно проверил, на месте ли прорубь. Ее затягивало тонким ледком. Пожалуй, если выпадет снег, к утру и следов не останется.
- Ну что ж, крестная, - серьезно обернулся он к своей спутнице, пойду сдаваться!
Наталья АРИШИНА
Серия: Рассказы про любовь и это
