Сергей первым уперся спиной в машину. Автомат, соскользнув с плеча, ударил по ноге около раны, и он не успел сдержать стона. На плечо ему тут же легла рука Риты, но на этот раз вместо благодарности Сергей молча снял ее: в армии превыше всего должна быть забота командира о подчиненных, а не наоборот. Расслабившийся, безвольный командир - это распад взвода, роты на бойцов-одиночек, которые смогут многое, но не все. Держать себя в руках, держать так, будто ты просматриваешь темноту и обстановку насквозь. А Рита... Рита хорошая, чудесная девушка. И возраст у нее такой - только и влюбляться с первого взгляда. Встретились бы они в Союзе, может, все было бы у них по-другому. А так... так Афганистан, пули над головой, мины под ногами. Рите нужно было твердое плечо, в какой-то миг она оперлась о Сергея, и вот уже ей кажется, что влюблена...
Рита почувствовала перемену в Сергее, замерла, сделалась неслышной. А Воронов еще раз вслушался в ночь. В кишлаке успокаивались собаки, и лишь одна, видимо раненая, скулила жалобно и тонко.
Вновь начали движение.
- И-и, р-раз! И-и, р-раз! - шептал старший лейтенант, вдавливая себя в броню.
- На помощь, сюда! - вдруг крикнул впереди Назмутдинов.
Козыро резко затормозил разогнавшийся было бронетранспортер. Старчук рванулся на крик. Боясь пропустить хоть один звук, Воронов сжался, замер.
Послышались торопливые, без предосторожностей, шаги Старчука.
- Там раненый афганец, - доложил он. - Что-то говорит. Рита, там раненый, - повторил он медсестре.
Втроем поспешили вперед. Вскоре послышались стоны, и Рита побежала бегом.
-Потерпи, потерпи еще немножко, - зашептала она над кем-то. - Ой, и на груди тоже кровь! Господи, он же весь израненный. Хайдар, он душман или нет? - спросила Рита у Назмутдинова, понимающего на пушту.
- «Кровник», - ответил переводчик, вылавливая паузы в стонах и задавая раненому короткие вопросы.
Воронов уловил знакомые слова: «даста» - отряд, «ур» - огонь, «шурави» - советские.
- Что он говорит? - поторопил он Хайдара, выстраивая эти тревожные для одного ряда слова и желая быстрее понять происходящее.
Однако Назмутдинов, стремясь получить от умирающего как можно больше сведений, не ответил. Даже Рита отстранилась, уступая Хайдару место, и тот чуть ли не лег на раненого, стараясь уловить переходящие в стоны слова.
- Кажется, так, - поднялся переводчик, когда афганец умолк. - В кишлак неожиданно вернулась банда Махмуд Шаха, который убил его братьев. Банда сейчас выходит куда-то с минометами, ей нужно огнем закрыть путь какому-то отряду. Это он подслушал, потом его заметили, начали стрелять.
- Банда уже вышла? - поторопил Воронов. Переводчик, видимо, вначале пожал плечами, а потом
уже ответил:
- Не успел сказать.
- Ситуация, - протянул в наступившей тишине Старчук.
«Банда... - лихорадочно соображал Воронов. - Куда она выходит? Навстречу нам? Нет, они не знают, что мы движемся, значит, и из миномета стреляют, чтобы сковать наши действия? Ради чего? Так, он сказал про отряд. Может, они выходят навстречу афганскому агитотряду? Хотят задержать его, чтобы расчленить нас?»
- Надо задержать банду, - высказал он первое, о чем подумалось.
Афганистан от каждого, ступившего на эту землю, требует действий. Отложить решение на завтра, подготовить наболевшие вопросы к ближайшему совещанию, перепоручить кому-то дело - здесь так служить нельзя. На этой земле, у треснувших от ветра и жары скал, перепроверяются и оценки в дипломе, и крепость армейской косточки. Те, кто по призванию носит офицерские погоны, по приезде в Афганистан примут людей, технику, вооружение и будут продолжать службу. Щеголи-красавчики после первого выхода в горы собственноручно оторвут набивные каблуки и вытащат жесткие вставки из погон - но эти тоже останутся. Ордена дают под пулями, а в горах для всех командиров склоны так же круты, как и для солдата. Да, в Союз из этой неустроенности выехать можно, но только ляжет четко и полновесно в предписании фраза: «Предъявитель сего доверия партии и народа не оправдал...»
Сейчас и для Воронова складывалась ситуация, когда нужно было незамедлительно принимать решение.
