Она подозрительно взглянула на меня.
- А почему же ваши глазки не смотрят прямо? Признавайтесь, шалун!
Я глупо захохотал.
- Да почему же вы думаете, что именно я?
- Вы сразу смутились, когда я спросила.
Вася Мимозов стоял за спиной хозяйки и делал мне умоляющие знаки.
Я тихонько хихикал, смущённо крутя пуговицу на жилете:
- Ах, оставьте.
- Ну конечно же вы! Зачем вы, право, так тратитесь?!
Избегая взгляда Мимозова, я махнул рукой и беззаботно ответил:
- Стоит ли об этом говорить!
Она схватила меня за руку.
- Значит, вы?
Вася Мимозов с искажённым страхом лицом приблизился и хрипло воскликнул:
- Это не он!
Хозяйка недоумевающе посмотрела на нас.
- Так, значит, это вы?
Лицо моего приятеля сделалось ареной борьбы самых разнообразных страстей: от низких до красивых и возвышенных.
Возвышенные страсти победили.
- Нет, не я, - сказал он, отступая.
- Больше никто не мог мне прислать. Если не вы - значит, он. Зачем вы тратите такую уйму денег?
Я поболтал рукой и застенчиво сказал:
- Оставьте! Стоит ли говорить о такой прозе. Деньги, деньги… Что такое, в сущности, деньги? Они хороши постольку, поскольку на них можно купить цветов, окроплённых первой чистой слезой холодной росы. Не правда ли, Вася?
- Как вы красиво говорите, - прошептала хозяйка, смотря на меня затуманенными глазами. - Этих цветов я никогда не забуду. Спасибо, спасибо вам!
- Пустяки! - сказал я. - Вы прелестнее всяких цветов.
- Merci. Все-таки рублей двадцать заплатили?
- Шестнадцать, - сказал я наобум.
Из дальнего угла гостиной, где сидел мрачный Мимозов, донёсся тихий стон:
- Восемнадцать с полтиной!
- Что? - обернулась к нему хозяйка.
- Он просит разрешения закурить, - сказал я. - Кури, Вася, Лидия Платоновна переносит дым.
Мысли хозяйки всё время обращались к букету.
- Я долго добивалась от принесшего его: от кого этот букет? Но он молчал.
- Мальчишка, очевидно, дрессированный, - одобрительно сказал я
.
- Мальчишка! Но он старик!
- Неужели? Лицо у него было такое моложавое.
- Он весь в морщинах!
- Несчастный! Жизнь его, очевидно, не красна. Ненормальное положение приказчиков, десятичасовой труд… Об этом ещё писали. Впрочем, сегодняшний заработок поправит его делишки.
Мимозов вскочил и приблизился к нам. Я думал, что он ударит меня, но он сурово сказал:
- Едем! Нам пора.
При прощании хозяйка удержала мою руку в своей и прошептала:
- Ведь вы навестите меня? Я буду так рада! Merci за букет. Приезжайте одни.
Мимозов это слышал.
Возвращаясь домой, мы долго молчали. Потом я спросил задушевным тоном:
- А любишь ты детскую ёлку, когда колокола звонят радостным благовестом и румяные детские личики резвятся около дерева тихой радости и умиления? Вероятно, тебе дорога летняя лужайка, освещённая золотым солнцем, которое ласково греет травку и птичек… Или первый поцелуй тёплых губок любимой женщи…
Падая с пролётки и уже лёжа на мостовой, я успел ему крикнуть:
- Да здравствует тайна!
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Серия: Рассказы про любовь и это
