Сначала может быть ощущение шока, потерянности. Но удивительно: пройдет немного времени, вы привыкнете и поймете, что вы всегда существовали в этом мире, просто видели лишь поверхностный его слой и вдруг шагнули в глубину. Когда мы рассматриваем одну за другой картины Нестеровой, перед нами выстраивается ряд то ли людей, то ли кукол, то ли артистов. Ряд бесконечных масок, белых, безжизненных, одинаковых. И кто-то может подумать: почему художница отнимает у людей самое дорогое - индивидуальность? Но глубже вдумаемся в ее картины и поймем: она не любит безличия, она воинственна и строга по отношению к нему, и это, пожалуй, единственное, чего она не прощает. Кстати говоря, если искать концепцию творчества Нестеровой, то мы рано или поздно придем именно к ее неприятию безличия. Отсюда тянутся смысловые ниточки ко всем частным сюжетам и мотивам ее живописи. И ведь безличие - это не только попрание человеком собственного «я», это причина многих социальных, исторических, экологических катастроф.
Триптих «Манекены»: люди с почти одинаковыми лицами хлопочут вокруг манекенов, они поправляют на них что-то, одевают их. У манекенов характерные для героев художницы лица-маски, характерные для них лозы - будто неожиданно прервано движение. И вдруг возникает ужасная мысль: а что, если раздеть людей и одеть манекены? Не поменяются ли они ролями? И тот, кто вчера еще был в роли человека, не окажется ли самым настоящим манекеном; Но тогда еще страшнее, тогда мы подходим, похоже, к самому корню нашей исторической трагедии: почему же люди так послушны навязанной им роли манекенов, почему они так спокойны и неподвижны? Может быть, от слишком частой смены ролей снивелировалась сущность тех и других?
Каждая картина Натальи Нестеровой - шарада. И многомерность ее творчества требует от зрителя прохождения всех ступеней постижения смысла, требует «дойти до дна», лишь тогда перед ним откроется и затрепещет скрытый за лицом-маской мир, полный страсти, боли, крика о помощи.
Таков и диптих "Станция метро». Под низкими сводами перехода согнулись навечно в неудобных позах две бронзовые фигуры. А между ними - люди, тесно прижатые друг к другу толпой. Мы видим искаженные лица, неловкие позы и вдруг осознаем какую-то глубинную, сущностную связь между бронзовыми фигурами и живыми людьми. И нам снова кажется, что разницы не будет, если они поменяются местами, ролями... Мы видим самих себя, общество, застывшее в согнувшемся состоянии, и нам становится нестерпимо стыдно и больно за восторжествовавшее безличие, и порыв распрямиться охватывает дошедшего до сути картины зрителя.
У читателя, возможно, создалось впечатление, что Нестерова - художник сугубо и остро социальный. Но это не совсем так. Социальность ее полотен ненарочита, несамоцельна. Художница так же далека от обслуживания какой бы то ни было политической доктрины, от иллюстрирования социальных проблем, как от китча и вульгарности. Первооснова ее картин - вечные вопросы, мирозданческая философия, которая просто всегда имеет выход и на вопросы конкретные, социально-политические.
В сущности, каждая картина художницы не только ребус, но и притча, притча о вечном. Вот картина «Застолье». Это поразительный пример контрастного воплощения темы. Трое мужчин сидят за столом. На столе какие-то блюда и яства. Но стол - сам по себе, они - сами по себе. Это- так часто навязываемое жизнью совмещение. Мужчины держат в руках стаканы, но стаканы ни при чем. Эти люди ушли в себя, их взгляды глубоко духовны, в них- связь с небом. Это, если хотите, интерпретация вечной «Троицы». Для творчества Натальи Нестеровой характерно не только обезличивание людей, но и своего рода очеловечение предметов. И в этом- глубинное и нравственное начало.
Тема масок, кардинальная для художницы, проходит, приобретая особую смысловую нагрузку, и через библейскую картину «Тайная вечеря». Здесь в масках Христос, ученики, Иуда. Мы не знаем, кто есть кто за этой последней, многое обобщающей трапезой. Мы не знаем, кто богочеловек, а кто предатель, но оба они непременно есть среди этих масками сокрытых людей. Маски - уникальное человеческое изобретение. В масках люди работают, отдыхают, спят... живут. Печально, что в результате этого теряется из виду не только Иуда, но и Христос. Нестерова- один из тех художников-философов, которые ощущают сильнейшую и существенную внутреннюю взаимосвязь между всем и вся.
Среда - это не просто набор предметов. Среда - самовыражение человека, хочет он того или нет. Художница это понимает, потому картина «Разбитые вещи» говорит так о многом. Женщина плачет над разбитой чашкой. И кажется, что разбита не чашка, а жизнь. Ибо вещь эта, живя рядом с человеком, видела столько его страданий, радостей, горестей. Она несла в себе столько напоминаний о прошедшей жизни, что сама стала ее частью, ее незаменимой составляющей. Но у Нестеровой из сети бытия не может быть выкинут ни один узел без того, чтобы не нарушилось общее равновесие.
Картины «Терраса. Вечер», «Карты в интерьере» - это игральные карты, комоды, фарфоровые или фаянсовые статуэтки на них, кресла, серебряные кувшины, посуда и люди, органично существующие среди всего этого. Такие холсты - разговор о неизвестных нам, соединяющих все сущее пластах бытия. Здесь люди включены в какую-то тайнопись. И, заметьте, на этих полотнах они никогда не бывают безлики.
Тему «интерьеров» естественно продолжает у Нестеровой тема Москвы. Москва- это же тоже среда, только в более широком смысле. Удивительно, но московские дома, части улиц художница порой просто фотографирует. Удивительно, ибо точное воспроизведение, воспроизведение без внутреннего взрыва, обнажающего смысл реальности, несвойственно Нестеровой. И вдруг она любовно выписывает карнизы и рисунок лепки, фронтоны и едва ли не с математической точностью воспроизводит количество окон, Что это? Да, художница любуется этими старыми московскими особняками, каждым прикосновением кисти благодарит их за то, что они, свидетели наших заблуждений и ошибок, радостей и триумфов, живы, стоят на том же месте, потрепанные и состаренные историей. Так радуемся мы, встречая друга, с которым прошли трудные, но, быть может, лучшие годы жизни. Так на излете жизни благодарим родных людей за то, что они не оставляют нас в одиночестве в этой сумбурной и дорогой нам жизни. «Оружейный переулок», «Переулок печатников», «Пречистенка. Переход». Вглядитесь в эти холсты и вы увидите признание в любви родному городу.
Наталья Нестерова появилась на художественном горизонте Москвы в начале 60-х. За прошедшие годы она стала широко известна не только у нас в стране, но и за рубежом. Ее выставки в Европе имели немалый успех, на одном из последних аукционов, проводимых фирмой «Сотбис», английские коллекционеры покупали полотна Нестеровой за сотни тысяч долларов. Таков внешний рисунок ее творческой судьбы. А что же внутренний? Художница однажды сказала: «Я, как герои фильма «Ездок», постоянно чувствую погоню за собой, охоту». Казалось бы, почему? Она так же, кстати, как ее единомышленники и друзья, люди ее профессионального и человеческого круга- Лазарь Гадаев, Татьяна Назаренко,- никогда не стояла на политических баррикадах, не провозглашала лозунгов, не была политическим диссидентом. Но она была диссидентом в том смысле, что следовала внутреннему голосу, а не официальному заказу, помнила о предназначении творца и всегда четко отделяла это предназначение от роли ремесленника, которому все равно, кому продавать ремесло. Политика и творчество в самом деле несовместимы. И если вдуматься, лозунги политической оппозиции так же чужды творчеству, как лозунги официозные, а иллюстрирование их есть тоже своего рода продажа. Наталья Нестерова далека от этого. Просто нет художника без судьбы, без боли за ту дисгармонию и тот диссонанс, что заполнили существование человека в современном мире.
Подумаем над картиной «Мертвые собаки»: на едко-зеленом фоне, поодаль от пустых больших домов две оглушающе-белые, поражающие обнаженностью смерти- мертвые собаки. Это полотно можно было бы истолковать и в чисто социальном аспекте. Это загнанные в духовный вакуум и обезображенные смертью наши души. Это умершая мечта. Это убитое общество, погруженное в безвоздушное пространство социального эксперимента. Но ведь это и о жизни вообще. О ее контрастах, о вдруг обнажающейся мертвой сути того, что почитали живым, о вдруг увиденном без розовых очков мире. Не случайно художница сказала о картине: «Она автобиографична». И, подумав, прибавила: «Это немного все мы».
Часто говорят: Нестерова принадлежит к московской школе. Часто спорят, чего в ее творчестве больше - примитивизма, сюрреализма, реализма. Часто задаются вопросом: специфика ее живописи в философичности ли, литературности, театральности? Все это важно. Но важно также за выяснением всех этих вопросов не потерять главное, то, что перед нами художник, продолжающий своим творчеством классическую русскую живопись, один из тех творцов, по полотнам которых потомки будут судить о художественном процессе второй половины XX века.