Народная мудрость гласит: «Июнь, на рыбалку плюнь»». В то утро я и не собирался рыбачить. После душного города тянуло пообщаться с природой, побродить берегами знакомой речки. И еще, поговорка поговоркой, ну, а почему бы не прихватить с собой удочку и не покупать червяка? Будет клевать - хорошо, а нет - так и ладно.
Погода стояла теплая, отцвели сады, слегка потускнела зелень, но травы после теплых дождей буйствовали, лопухи, крапива вымахали в рост человека, стояли стеной.
Я помнил деревню Сорочье людной, с палисадниками перед избами, помнил, как в это время мужики и бабы, торопясь с полей на обед, хватали свои висевшие под застрехами сараев косы, и пока, если не было в семье стариков, кто-нибудь из них готовил обед, другой окашивал дворы, подворья, обочины тропок и дороги. Деревенская улица на глазах расширялась, светлела, наполнялась ароматами скошенного разнотравья. Из дворов на покосы высыпала домашняя птица. Она бегала и ловила насекомых, которым теперь негде было укрыться. На тропинках, как на транспортерных лептах, молочными бутылками издали виднелись утки и гуси. Как-то сразу становились выше и массивные деревенские избы, а сделанные из серого камня «быки», стоявшие на противоположных берегах, казались монументальными сооружениями. Раньше эти быки держали стальные канаты, на которых покачивался над быстрым течением реки подвесной мост. Его строил уроженец деревни, заочно закончивший техникум. Мост вписался, украсил окружающий пейзаж. С этого моста приезжие любили смотреть на красоты окрестности. Перед взором растекался до самого синего горизонта неоглядный простор пойменного луга, высокий берег реки, скальные обрывы, прозрачные березовые перелески и зелень с голубым отливом хвойного леса. В предвечернее время с этого моста особенно хорошо видна была поляна под скалистым берегом, с мощными многовековыми дубами. На вершинах этих дубов гнездились серые цапли, а одно лето на раскидистом дубе-патриархе, со сбитой молнией вершиной, устроились аисты. Огромное летнее солнце, огненно пылающее и медленно опускающееся к горе, постепенно тускнело, теряя яркие краски, наливалось густыми цветами красной смородины, малины, зрелой вишни и наконец становилось свекольным. На фоне заходящего солнца красовалось гнездо аистов. Птицы то взлетали, то возвращались. Деревенские гости, стоя па подвесном мосту, в зависимости от своих географических познаний, восклицали:
- Кавказские красоты!
- Крымские виды!
- Чудо Закарпатья!
- Неповторимый пейзаж! - выдал живописец из Москвы. И тут же добавил: - Швейцария, если убрать березовые перелески, и там, конечно, родников поменьше...
Сейчас подвесного моста нет. Как рассказывают старухи, одуревший от спиртного тракторист, выползая на бульдозере из речки, где он добывал щебенку для неизвестной строительной конторы, врезался в опорный бык подвесного моста. Ему не поправилось, что бык устоял, а он головой вышиб лобовое стекло бульдозера, получил травму. Обидевшись па прочное сооружение местного умельца, он принялся его штурмовать. Через какое-то время сумел сокрушить и, зацепив трос упавшего в реку моста, утащил его в неизвестном направлении.
Моста нет, досталось лугу. Луг распахивали, засевали многолетними травами. Спокон веков разнотравье давало отменное душистое сено. Не сеяли, не пахали, не возводили японские поливальные установки, за которые отвалили десятка тысяч золотых рублей, а урожаи ежегодно косили; па лугу росли похожие на авиационные ангары стога прекрасного, не боюсь этого слова, сена. Корма хватало и колхозному скоту, и хозяйскому. Луг захирел, ветром нанесло парашютирующие семена разных сорняков. Старухи, рискнувшие отыскивать в этих зарослях заблудшую козу или курицу, падали, натыкаясь на помятые тракторами трубы японского производства, проклинай «супостатов, коим своих железяков мало». С урожайностью луг потерял не только былую красоту, но и необъятность простора. Вот такие картины и события пронеслись в моем сознании, пробужденные запустением когда-то красивой деревни.
«Но при чем тут змея и порушенные красоты?» - спросите вы.
«При чем?.. - спрашиваю я себя, продолжая повествование.
Прежде чем выйти за калитку, я вернулся за удочкой.
- На речку собрался? - услышал приглушенный старостью голос хозяйки. - Нетути сейчас рыбы-то, одни змеи там.
- Змеи? - удивился я.
- Пропасти на них нет. Людей жалют, девочку приезжей учительши летом гадюка тяпнула...
Я выслушал рассказ, как это случилось, но не устрашившись, спросил старуху:
- Пройти на другой берег можно?
- Клади еще сохранились, - ответила она. - Какая рыба-то? - не успокаивалась старуха. - Самолет как полетит над полями, волоча за собой ядовитую завесу, так не то птицы - курицы на подворье дохнут...
Она еще что-то говорила мне о колодце, ядохимикатах. А меня, как магнитом, тянуло к реке. Кивая хозяйке, я направился к калитке.