- Погодь, погодь!.. - не отставала она, протянув ко мне загорелую морщинистую руку, похожую на скорлупу грецкого ореха. - Приезжий люд складно чудит. Вот и ты с них-то побалуйся, далее не ходи...
«Преувеличенная озабоченность», - усмехнулся я в душе, хотя видел искреннее беспокойство хозяйки.
- Ладно, - обещаю старухе.
Она осеняет меня крестным знамением. Забавно после городского безразличия видеть такую озабоченность постороннего человека. Что-то трогательное еще есть в наших крестьянках.
«Змеи? Откуда? Сама говорит, что даже куры дохнут, пчел и то не видать, и змеи».
Заросшая чернобылем тропа неожиданно вывела на оконечную горбинку берега. Монолитной глыбой лежал опрокинутый опорный бык. Здесь же внизу, где брали из реки бульдозером щебенку, крутились воронки водовороток. Ниже по течению, на прибрежных кустах лозняка, покачивало ветерком разноцветные обрывки полиэтиленовой пленки. Во время паводка ее принесло течением и нацепляло на кусты. На отмелях валялись пузырьки из-под дихлофоса, шампуней, упаковочные пакеты п другой мусор современной промышленности. Настроение падало, охватывало чувство вины. Раньше я был уверен, что это самая чистая река в области, и считал население окрестностей цивилизованными, культурными людьми. Но о какой культуре может быть речь, если только варвар способен осквернить красоту, превратив чистые воды в сточную канаву. Опустив взгляд, я прошел дальше.
На месте подвесного моста кое-как, на скорую руку кто-то сляпал в перекинул с берега на берег дощатые клади. Вместо поручней натянул на колья ржавую проволоку. Не хозяин все это делал, временный человек.
Рядом с кладями щипали траву гуси. Гусак первый увидел мое приближение. Он гоготнул, с шипением пошел в атаку. Зеленовато-желтые гусята, как бы пискливо перешептываясь, подались в сторону от тропинки. Вдруг вперед гусака с шипением выступила серая гусыня. Шишконосая голова опустилась к самой земле. Я видел, что гусыня настроена слишком воинственно. Открытый клюв вот-вот вцепится в ногу, голубые глаза полны гнева. Я шагнул на клади. Гусак вскинул крылья, победно прокричал, по гусыня не унималась, шипя преследовала. Под тяжестью качались и поскрипывали хилые клади. Гусыню это не пугало, она шлепала по доскам листообразными лапами, шипела по-змеиному, пригибала голову.
Солнечные лучи просвечивали стеклянную прозрачность воды до самого дна. На песчаном дне виднелись камни, рябила галька, покачивались затонувшие бутылки, жестяные банки. За стрежнем у водорослей, которые двигались под напором течения, ходила стая рыб. Впереди мелкая, за мелочью больше, стаю замыкала крупная.
Чтобы не спугнуть стаю, я сбавил шаг и направился к дуплистой старой раките. Тень ракиты падала на воду, и в эту тень смещался косяк рыбы. Как мне помнилось, берег у ракиты удобный, дно песчаное, без коряг и зацепов. Когда-то я здесь неплохо порыбачил. А если тут подкормить, то уловистее, чем под ракитой, поблизости места не было. Меня смущало одно: высокие заросли лопуха. Правда, стебли у растения еще не затвердели - их легко притоптать, они не велика помеха для рыбалки.
Пробиваясь сквозь заросли, я вышел к заранее намеченному ориентиру и обрадовался еще больше. В нескольких шагах от ствола ракиты темнела кротовая кочка. «Что надо, - подумал я, - на эту кочку поставлю банку с наживкой, как на стул: закидывать удобно, так что и топтать лопухи ни к чему».
Не спуская взгляда с косяка рыбы, я раздвинул складное удилище, не оборачиваясь, потянулся к кочке, чтобы поставить на нее байку с наживкой; она мешала закидывать. За спиной послышалось шипение: «Гусыня, куда притопала, чтоб ей пусто было!..»
Поплавок вздрогнул, я подсек - ничего, продолжал ставить банку. И снова услышал угрожающее шипение, почему-то по спине пробежал озноб, меня охватил какой-то ужас. Шипение усилилось до зловещего сипа. «Змея - я резко оглянулся. На кочке в зигзагообразной позе лежала крупная, с добрый сук толщиной, гадюка. Рука с банкой в нескольких сантиметрах от ромбообразной головы. Желтоватые, с кошачьими зрачками глаза как будто светятся, из приоткрытой пасти выскальзывает вибрирующий раздвоенный язык. Первое, что пришло на ум: разжать пальцы и, пока будет падать банка, отдернуть руку. Но вместо этого я медленно отвел руку, выхватил удочку. «Теперь изрубить эту тварь!..»
Мысль работала четко. Гибкое стеклопластиковое удилище было не только защитой.
Гадюка перестала шипеть. Мальчишкой, на спор, я ловил и брал гадюк в руки. Все это я проделывал после случая, когда вместо ужа как-то поймал змею. Повидал я их на своем веку, но с такой встречался впервые. Эта была не серой и не темно-серой, а дымчато-темной, с синеватым отливом. Узор от кончика хвоста до головы угольно-черный, настолько черный, что очень четко проступал даже па дымчато-темной змее. Может быть, поэтому так необычно зло, с каким-то яптарным отсветом смотрели ее кошачьи глаза.
