Расплата

Ах ты, милая моя, Запрягай хоть в сани! Я готов из-за тебя Их таскать годами!
Помрачнеет Прокопий, перехватив их быстрые взгляды, с болью в душе слушает веселую песенную перепалку. О многом на вечеринках говорят скороговорки: и в любви объяснение, и отказ нелюбимому.
Но как ни находчив Матвей, а забьет его Марьяна припевками. Последнее слово всегда за ней... «И как у них только строки плетутся? - думает с завистью Прокопий. - Разве можно тягаться с Матвеем? Горазд он, варнак, на легкое слово!» А дубовый язык Прокопия не умеет вязать паутину складных и ласковых слов.
Звенела трехрядка до вторых петухов, расходились по дворам уже по утренней росе...
Извелся Прокопий от дум по Марьяне, осунулся и потемнел. Отец, обеспокоенный настроением Прокопия, угнал парня на всю зиму в тайгу, думая таким образом избавить сына от душевной смуты. Тайга, как известно, сильных лечит, а слабых ломает, но Прокопий к тому времени, несмотря на молодость, был уже признанным в округе охотником.
С раннего детства у него появилось какое-то необычное чутье природы. Будучи еще несмышленышем, он мог часами выслеживать белку или бурундука, лису или бобра, изучать их повадки, и это доставляло ему большую радость. Прокопшо самому другой раз казалось, что он повязан с тайгой чем-то таинственным, которое задолго позволяло ощущать приближение грозы или урагана, находить в непролазных зарослях нужную звериную тропку... Даже отец, старый и опытный охотник, удивлялся порой необыкновенной способности сына понимать тайгу и зверя.
Всю зиму провел Прокопий на промысле, добывая соболя и белку, а когда возвратился из тайги, то узнал, что Матвей увел Марьяну в свой дом.
Прокопий известие внешне принял невозмутимо, вида родным не показал. Всю ночь не спал, смолил самосад, а утром тайком ушел с собакой к давно примеченной берлоге.
Начался апрель, но весна припозднилась - жали еще по ночам крепкие морозы, закручивались хлесткие синие вьюги...
Поднял шестом медведя, отбросил в сторону ружье и остался перед зверем с одним ножом: бурлила в венах дурная кровь, размывала разум. Медведь, учуяв человека, рявкнул и пошел на парня. Хорошо, что взял с собой собаку, - это и спасло Прокопия. Пес вцепился в зверя, приостановил его. Опустил нож Прокопий и отскочил в сторону, опалила его мысль: чем же медведь виноват в его горе? Чуток не нарушил свое впитанное кровью правило: не трогать ни по баловству, ни по дурости любого зверя... Но рассвирепевший медведь успел-таки зацепить парен лапой по плечу. Отлетел Прокопий в сугроб, но быстро вскочил и спрятался за ствол сосны. И снова собака помешала зверю подмять под себя охотника... Лапал медведь ствол дерева, пытался зацепить Прокопия когтями, от ярости грыз кору клыками, обдавая смрадным дыханием. Ломались под ним кусты, клубом вздымался снег: ловил момент зверь, чтобы изломать охотника.
Схватка оказалась жестокой. Медведь сломал хребет собаке, а сам, рыкая, ушел в заросли...
Отец, почувствовав неладное в поведении сына, следом приехал на лошади к берлоге. Прокопий, опустив голову, сидел на коряге и держал на коленях мертвого пса.
...Запаливая мерина, отец пригнал розвальни к дому. Вправил сыну выбитое плечо, а потом схватился за вожжи. Разъярился, отогнал жену и дочерей, пытавшихся заступиться за Прокопия, закричал гневно на сына:
-Какую собаку загубил, а?! Дышло тебе в печенку! Запорю!..
Протянул Прокопия несколько раз по спине. Тот не отклонился, молча перенес боль. Бросил старик вожжи, затопал ногами на перепуганных женщин:
- Чо зенки вылупили и рты пораззявили?! Все из-за вас, длиннохвостые! Марш топить баню!..
Выпарил Прокопия в бане, смазал ссадины на теле настоем из трав и медвежьего жира, а затем, похлопав сына по литому плечу, покачал головой и не без гордости пробурчал, удивляясь:
- Ну и крепок же ты, Пронька! Чистый дубок, язви тебя, варнака, в душу! Наш корень - ширяевский!
Помолчал, а затем добавил:
- Брось ты думать об этой девке! Жадна, корыстна... Да за тебя любая с радостью пойдет!..
Грустно улыбнулся Прокопий Алексеевич, вспоминая далекие молодые годы. Действительно, чуток не рехнулся он тогда от тягучей тоски по Марьяне. Но началась война, и личное притушилось общим страшным горем... Вздохнул.