Расплата

Качаясь и через силу удерживая равновесие, Рощип вышел из строя и остановился перед фашистами. Лицо взводного было осунувшимся и неестественно бледным, и лишь жгуче темнели глаза и кучерявились волосы над высоким лбом.
Он что-то проговорил фашистам, и те весело загоготали. Один из них, коротко размахнувшись, ударил лейтенанта в лицо. Рощин упал. Немцы снова рассмеялись и смотрели на взводного, который через силу приподнялся на колени, замотал головой. Раздался протяжный стон, прерванный автоматной очередью...
Немцы снова засмеялись и закричали. Коренастый, с кривыми ногами рыжеволосый фашист выдернул из строя военфельдшера. Галина споткнулась и припала на колени. Немец, улыбаясь, сделал знак, чтобы она поднялась. Галина медленно встала, закрыла лицо руками. Немец, по-прежнему улыбаясь похотливой улыбкой, отвел ее ладони от лица, уперся дулом автомата в подбородок, поднимая голову, а свободной рукой стал мять грудь девушки... Хохот среди немцев усилился. Фашист погасил улыбку и, раздувая ноздри, запустил руку за ворот гимнастерки, рванул ее на себя...
Галину в разорванной гимнастерке, подталкивая в спину, повели в сторону от пленных. Она двигалась толчками, как ослепшая...
Что произошло с ним, он потом, вспоминая этот страшный день в своей жизни, не в состоянии был объяснить. Раздался крик. Это кричала Галина. И Прокопий, ощутив морозную дрожь в теле от этого полного ужаса крика, помимо своей воли поднялся из воронки.
Фашист, заметивший Прокопия, вскинул автомат и навел на него, наблюдая за ним настороженными глазами. Увидев, что красноармеец безоружен, немец опустил ствол и, улыбаясь, поманил его пальцем:
- Ком цу мир, рус зольдат! Ком цу мир!.. Прокопий медленно приближался к немцам. Один из
фашистов подтолкнул его к пленным, и Ширяев как-то безразлично отметил, что Матвея среди красноармейцев нет. Значит, успел выскользнуть из немецкой петли...
Их прогнали через хутор, провели во двор большого дома и загнали в деревянный сарай. В хуторе, по всей видимости, разместилась какая-то хозяйственная часть. Прокопий успел заметить во дворах повозки с крупными короткохвостыми першеронами, фургоны с грузами, машины с ящиками в кузовах. Жителей не было видно, а немцы со смехом ловили домашнюю птицу. Доносился запах паленой щетины, а из дома, во дворе которого находился сарай с пленными, беспечными и веселыми переборами звучала губная гармошка.
К вечеру сменилась охрана, и появился новый часовой. Он открыл дверь и, весело оглядев пленных, произнес на ломаном русском языке:
- Ви есть пленный зольдат! Надо... тихо, ферштейн? Плёхо есть поведений - пиф-паф. - Он прищелкнул языком и повел дулом автомата. - Ферштейн?
Немец был невысок, но плотен и, видать, силен. С длинными волосатыми руками. На бычьей шее приплюснулась голова со скошенным лбом, на который из-под пилотки выпала косая прядь челки. Тугие щеки лоснились. На сером, мышиного цвета мундире сполз набок ремень, оттянутый подсумком с автоматными рожками.
Маленькие, ничего не выражающие глаза вдруг вызвали у Прокопия такой тяжелый приступ ненависти, что он поймал себя на страстном желании сдавить горло фашисту. Он, движимый ненавистью, качнулся к часовому. Тот отпрянул, лязгнул автоматом и заорал:
- Хальт! Цурюк!
Захлопнул дверь, закрыл на засов и, ругаясь по-своему, присел на колоду у сарая. Прокопий обессиленно опустился на земляной пол.
Было слышно, как через хутор прошла колонна танков. Вздрагивали стены сарая, стонала земля под рвущей тяжестью металла.
- Вот прет! - прошептал кто-то обреченно. Сержант Петров грубо выругался и прикрикнул:
- Замолчи!..
Он придвинулся к Прокопию и зашептал:
- Уходить нужно. Утром собьют в большую партию, усилят охрану, и амба! Надо уходить. Лес рядом, укроет. Ночью подроем сарай и уйдем.
Они приникли к дверям и посмотрели в щель. Часовой по-прежнему сидел на колоде и что-то напевал. Автомат лежал на коленях... Вдруг он зашевелился и что-то прокричал. К нему подошел солдат, поставил на колоду котелок, засмеялся. Донесся запах жареного мяса. Прокопий невольно сглотнул слюну - с самого утра во рту не было ни крошки.