Позади, на холме, хлопали новые лоскутья над свежей могилой, и хруст песка и камней под ногами не мог заглушить этих звуков.
Солнце уже поднялось, но за тучами его не было видно, и казалось, что все еще тянутся предрассветные серые сумерки. И оттого, что день наступил пасмурный, хмурый и дул холодный ветер, предвещая близкую зиму, и еще от неуверенности в исходе переговоров на масла-хате у Ходжи Нефеса все тревожнее становилось на душе. Он не мог избавиться от этого гнетущего чувства, которое становилось сильнее горечи утраты.
- А-а-а-!.. - донеслось неведомо откуда, и все остановились пораженные, испуганно переглядываясь, ища друг у друга поддержки и не находя ее.
- А-а-а!..
Голос был тонкий, явно детский и не мог принадлежать мертвецу, но кто скажет, как кричат на допросе у сорогчи...
Ходжа Нефес первым понял, что кричат впереди, а не позади. И верно -он увидел мальчика, бежавшего им навстречу. Он совсем выбился из сил, ноги его подгибались, бледное лицо было мокрым от пота. Ходжа Нефес бросился к нему, подхватил обмякшее легкое тело. - Волки, - прохрипел, мальчик, - скорее... Волки...
Ивашка сунул под рубаху нож и оглянулся: не следит ли кто.
И в этот момент что-то случилось. Он сразу не понял, почему остервенело залаяли псы, захрипели кони и стали метаться на привязи, бить копытами и таращить глаза. Заголосили женщины и словно ветром их сдуло - бросились к дому, хватая на бегу детей. С падающим сердцем Ивашка подумал, что все пропало, что произошло что-то, что не даст ему убежать. Но еще надеясь вырваться, затравленно озираясь, он метнулся к коновязи - и тут увидел волков. Стая серых зверей ворвалась во двор через раскрытые настежь ворота. Горели злым беспощадным огнем глаза, и какая-то необычная, жестокая и отчаянная решимость, переборовшая страх, угадывалась в них... Собаки заскулили и кинулись врассыпную, поджав хвосты. Кони вздыбились, рванулись все враз, обрывая повода, и, обезумев, помчались по двору. С глухим топотом, вытянув складчатую шего, пробежал мимо Ивашки верблюд. Три волка рвали брошенную посреди двора баранью тушу.
Ивашка метнулся к ближней юрте, сжимая в руке только что добытый остро отточенный нож. Внутри был полумрак. Из крохотного оконца падал свет в люльку, где спал ребенок с туго перевязанной платком головой. Во сне щеки его порозовели, в углу пухлого рта вздувался пузырек слюны. Больше никого в юрте не было.
За войлочной стеной пронзительно закричала женщина. Крик ее оборвался внезапно. В наступившей тишине было слышно, как рычат, раздирая добычу, волки.
Ивашка снова глянул на спящего ребенка. Глаза уже привыкли после света, виделось все с прежней зоркостью. Вдруг будто кто толкнул Ивашку, - он шагнул к люльке, нагнулся. Ребенок лицом походил на Ходжу Нефеса: точь-в-точь. Только бороды да шрама на щеке не хватало. Муха прилипла к его слюнявой губе. Мальчик сонно провел ручонкой по лицу, почмокал, но не проснулся. Люлька висела на веревках, протянутых от одной стороны юрты к другой, и закачалась, когда ребенок шевельнулся.
Нож, который держал Ивашка, был в бараньей крови, и застань его кто в этот миг одного в юрте над спящим хозяйским сыном, - не миновать ему скорой расправы. Ивашка с необыкновенной остротой осознал нависшую опасность - увидел себя как бы со стороны и содрогнулся. Надо было бежать, бежать. Та минутная задержка, когда страх бросил его в эту юрту, могла привести к неминучей гибели, а жить ему еще хотелось, ох как хотелось. Он понял, что другого такого случая больше не будет, что в этой суматохе никто не хватится его,- и, откинув полог, выбежал во двор. У ограды волки рвали ими же зарезанную лошадь. Других коней не было видно, - наверное, вырвались за ворота. Там, на пустых улицах, среди давно заброшенных домов, он и найдет себе доброго коня. Уж подманить-то его сумеет. Ивашка побежал со двора, оглядываясь на волчью трапезу, боясь, чтобы звери не погнались за ним. Он был уже у самых ворот, когда женский визг с небывалой силой выплеснулся из узких окон, заставил его остановиться. К юрте, из которой он только что вышел, ленивой трусцой приближался матерый зверь. Полог на двери зацепился за косяк и вход был открыт, а там спал в своей люльке мальчик. Женщины видели волка, но не могли остановить его, защитить беззащитного и оттого дико кричали, вот-вот готовые решиться ума от ужаса. Не понимая, что делает, Ивашка побежал обратно. Волк ощерился, зарычал, но Ивашка уже не мог остановиться. Выставив вперед нож, он набегал на зверя, а тот, оскалясь, присел, готовый к прыжку. В доме затихли.
Ивашка напрягся, когда волк прыгнул ему навстречу и, прикрыв левой рукой лицо, правой с размаху ударил серого в живот. Потом, лежа под ним, отворачивая и пряча лицо, он все бил и бил ножом, обливаясь своей и волчьей кровью...
Айгуль, растерзанную волками, похоронили в тот же день. Ходжа Нефес молча выслушал, как все произошло: вместе со всеми она в страхе укрылась в доме и только тут вспомнила о сыне. Ее не пускали, она вырвалась и побежала к юрте, где спал Гычак. Ее предсмертный крик и слышал Ивашка в юрте. Теперь он лежал на своем месте под навесом, медленно остывая от недавней схватки, и молчаливая молодая женщина осторожно обтирала тряпкой его горячие раны. Ивашка смотрел на ее смуглое лицо, наполовину закрытое платком, и улыбался, сам того не замечая Восточная незнакомка казалась ему несказанно красивой. Он даже подумал, что, наверное, вот такой была и персидская княжна, на которую позарился Стенька Разин.
