Лебединка

Речка Лебединка - самая красивая из трех, дарящих воду озеру Дивинцу. А названа так потому, что берется из озера Лебедина. Родителя своего она покидает тайком, стараясь сделать незаметным движение воды, взятой у него без спроса. В уголку Лебедина, уткнувшемся в старый лес и обросшем камышом и осоками, поверхность воды почти сплошь покрывают круглые листья кувшинок, трифолиум, сабельник. Поди разгляди, что вода здесь не стоит на месте, а потихоньку уходит в прорытую ею самой проток-канаву, пробирающуюся сквозь темный ельник, обросшую по берегам осоками и затянутую в начале пути теми же кувшинками и сабельником. В начале протока течение тоже еле заметно. Дочка Лебедина словно крадется тут под навесом хвойных лап да под покрывалом водорослей. Лишь метров через полтораста она осмеливается расстаться со своими ухоронками, пускаясь бежать открыто по щебнистому здесь ложу - не тому мягкому торфянистому, как в Лебедине и возле него.
Старик лес смотрит на ее бег темными очами и внимательно слушает ее болтовню-журчанье. Здесь она, по правде говоря, больше похожа на ручей, чем на речку. Зато дальше, там, где лес широко распахивает свои, теснившие Лебединку, объятия и выпускает ее на свет, на чистину, она и сама расправляет плечи, расширяется - настоящая речка!
По сторонам ее зеленеют узкие пожни, а за пожнями стоят стены леса, темные, могучие и такие строгие, что сразу поймешь: есть у них большие и важные тайны!.. А по берегам опять кочки, осоки, осоки...
Москвич Павел Иванович с женой и двумя дочерьми каждое лето наезжал в деревню Заозерье на озере Дивинец. Вся семья влюбилась в искреннюю, задушевную красоту Валдайского края, в необычайную живописность и вместе с тем приветливость Дивинца и Лебединки.
Больше всех ценил ее и наслаждался прелестью речки сам Павел Иванович, учитель физики, седоватый, но еще крепкий, сильный. Часто он уезжал на рыбалку, как на свидание с Лебединкой, и, часами сидя в лодке, «до дна души», как он сам говорил, «пропитывался чувством красоты и вечности природы». Он любовался гармонией угрюмоватого леса и речки, чистой и ласковой в своей зеркальной тихости. Засматривался на отражения в этом зеркале древнего леса, зеленых берегов и синего неба с белыми облаками.
Любил он ужение окуньков, которые недурно клевали на Лебединке. Как решительно схватит окунь червя! Как смело поведет поплавок, все быстрее, и - раз! - утопит его. Подсекай, рыболов!
Но случалось, околдованный обаянием Лебединки, рыболов забывал о поплавке, об удочке... И окунь, оторвав с крючка червяка, подобру-поздорову отправлялся играть с товарищами. Ну и пусть уходит! Ведь когда сидишь в лодке на Лебединке, можешь увидеть что-то поважнее и... почудеснее! Разве не может из мглы лесной выбрести леший, лохматый и добродушный, - выбредет на пожни, чтобы перемолвиться с русалкой, которая окажется на ветвях вон той огромной березы, склонившейся к воде... Посидит леший под березой, потолкует с русалочкой, посмешит ее забавным рассказом, как бабка Акуля в трех соснах заблудилась... А потом и пойдет по неведомым дорожкам, по следам зверей, не виданных человеком, а ему-то они ведь сродни... Павел Иванович любил пофантазировать «лирически», как он пояснял.
И в Дивинце, и во впадающих в него речках рыбье население не слишком разнообразно: окунь, щука, налим - и все. Настоящего удильщика-мастера такой скромный состав не удовлетворит. Ему подавай еще и леща, и язя, и головля, и плотву, и шереспера, и мало ли еще кого. Ну а Павлу Ивановичу хватает того, что есть. Наловит несколько десятков окуньков, отберет тех, что побойчей да покрупней, и поставит десяток жерлиц, а по-заозерски - наживок. Потом еще и в вечернюю зарю поудит, а близко к сумеркам объедет жерлички, проверит, не сорван ли на которой живец, а может быть, щука попалась!.. Шнур с рогатки смотан и уведен в сторону, и что-то подергивает, потягивает его из глубины... Возьмет Павел Иванович шнур рукой, почувствует толчки-рывки попавшейся рыбины... даже сердце замрет от радости... И вытянет рыболов щуку с великолепным золотистым узором! Проверит все, сменит, где нужно, живцов и отправится домой, иной раз с прекрасной добычей - щукой килограммовой.
А утром пораньше, но, конечно, после восхода солнца - торопиться особенно незачем, поедет на свою заветную Лебединку, полюбуется ею под косыми лучами низкого солнца... Да еще щучку, а бывает, и две вытащит, с неизменной радостью чувствуя порывы крупной рыбы на шнуре. Ну и является домой победителем! А супруга его Наталья Борисовна, женщина миловидная, подвижная, хоть и полноватая, и дочки Маша - кандидат исторических наук и Ира - студентка торжествуют: «Какой молодец наш папа!» А папа помалкивает: он-то знает цену своему искусству» - примитив, самая азбучная ловля...
Не каждый день удил Павел Иванович; надо было ему своих женщин водить на самые хорошие ягодники, а он по этой части был знатоком; в начале июля - земляничные вырубки, затем - черника на суболотях и на берегах моховых болот, в конце июля - морошка, это уж на самых моховых болотах - чудо на долгомошных кочках вроде клумб с красными цветами; в этот же период поспевает и малина на зарастающих лесом старых вырубах. А в августе - брусника по кочкам, а то поясами вокруг пней! Клюква тоже бывала богатая, но до нее руки не доходили: семейство Павла Ивановича уезжало в Москву к сентябрю, а клюква - ягода поздняя, раньше последних чисел августа ее брать не стоит, а правильнее - отложить на сентябрь, пусть раскраснеется.
Вот дачники бабки Пани и заканчивали свое лето на бруснике, благо уродилась она в тот год богато. Брусника - счастье женское, а у Павла Ивановича рыбалка в конце лета не ладилась. Правда, ставя жерлицы на ночь, иной раз привозил он поутру щучку, а чаще ни с чем ехал домой.