Лебединка

- Ну как, Павел Иванович, рыбка ловится? Рыболов рассказал о своих неприятностях. Гость внимательно слушал.
- Выходит, - сказал он, - хватают щуки, у коих долги руки.
Вся семья москвичей наперебой выражала свои чувства. «Но кто же это мог быть? Это же не заозерский человек. В Заозерье все такие хорошие!» - вот такой, в общем, тон был в этих волнениях.
А бригадир возражал, усмехаясь:
- Я, вот, сам заозер, а не возьмусь за всех наших ручаться. У нас дела похуже ваших щук, расскажу в другой раз. А ходил я по наряду деревней, так видел в одном доме щучек антиресных: одна небольшенькая - на полкила, другая - малость покрупнее, но третья больно здорова - кила на три. Хозяина дома не было, я у хозяйки спросил: «Как же он наловил?» - а она мне: «А мы норота ставим!» - «Ну ладно, теи щуки, кои поменьше, пущай в норот забравши были, ну а энта, толстущая, ей вроде в горло нороту не пропихнуться». А хозяйка: «А вот и поймали мы». А я подумал: ох - да и все тебе! Вот какие рыбаки! Таковские люди! Истинно говорится: муж да жена - одна сатана.
Дачники почуяли намек, стали доспрашивать, где да у кого Иван видел эту рыбу? Но Иван Алексеевич не стал уточнять.
- Да мы ведь не следователи... - И ушел. Дел много!

После такой передряги Павлу Ивановичу и думать не хотелось о рыбной ловле... А погода изменилась - стали перепадать дожди, и теперь грибы, вовсе не росшие во время засухи, заспешили наверстать упущенное время.
Вовсю пошли белые грибы - боровики кряжистые, чистые; там, где посырее, празднично закраснели подосиновики, да как - стадами! И волнухи и серухи тоже не мешкали, лезли из земли всюду по лесам целыми стаями.
Вот москвичей бабки Пани и захватил грибной азарт. Хотя сам Павел Иванович и не был таким уж грибником, но своих женщин, увлеченных грибами, сопровождал в лесных походах, а то они, забыв все на свете в своем страстном порыве, еще забредут невесть куда, заблудятся! Неважное зрение не дарило ему роскошной борови-ковой добычи, зато «солюшки», как он называл волнушки и серушки, не прятались от него и живо наполняли его корзинку...
Мало-помалу расстройство из-за гнусного грабежа жерлиц тускнело, уходило на задний план.
Можно заметить, что Павла Ивановича судьба и обстоятельства до сих пор баловали, ибо «сбор» рыбы с чужих донок и жерлиц дело самое обычное, и никакой драмы тут нет, как ни противна всякая кража. Ему особенно волноваться не стоило бы, если бы не убеждение наивных москвичей, что «в Заозерье все люди хорошие».
А время отъезда в Москву близилось, оставалось пожить в деревне каких-то недели полторы. Вот Ире и захотелось на прощанье поудить.
- Папа! Поедем ловить рыбу на Лебединку! Потом переночуем у костра.
Папа согласился. И поехали они на славную речку. Только у костра ночевать не пришлось; навалился такой сильный туман, такая сырость, что Павел Иванович побоялся за дочку. Ведь у нее весной было воспаление легких, как бы опять не разболелась!
Как ни спорила Ира - уж очень хотелось ей ночевать у костра, - отец не сдался. Ночевать поехали в деревню.
- Но ты, папа, обязан меня разбудить, если уж спать дома. Клянись!
- Какая же ты еще деточка! - ответил, смеясь, отец. - Но делать нечего, клянусь разбудить!
Поплыли на лодке озером, а туман стал так густ, да еще потемки, что едва нашли свой берег и пристали не возле бань, как обычно, а чуть подальше. Ну да не беда! Тут зато ориентиры хорошие - сенные амбары на прибрежной луговине.
Наталья Борисовна встретила рыбаков в большом волнении:
- Что же вы так поздно! Я так боялась, что вы заночуете там! А тут туман, страшная сырость...
Ее перебила Ира, загорелая, румяная, всегда веселая:
- Все, мама, все! Перестань, наседочка! Цыплята твои явились! - И дочка обняла маму. - Ну все, мамочка! Все!

Павел Иванович ухитрился - не проспал. И клятву не забыл - разбудил свою Ирочку. А дочка встала мигом, без повторения побудки, - вот так загорелось ей видеть рассвет, восход солнца на Лебединке! Было около трех часов ночи.
Оделись, с фонариком нашли в сенях весла, сумку для жерлиц, сошли с крыльца на улицу-дорогу и очутились в густом тумане.