Тринадцатый билет

Занимался Федор с остервенением. И, разумеется, не посещал «музыкальные вечера» Шувалова. Но самое большее, что получал Гуров на экзаменах, была четверка. Только сочинение он написал на пять.
«Я, братки, от и до все знаю, а вот сказать делом не могу», - объяснял старшина товарищам. И каждый раз, красный, вспотевший, выходя из экзаменационной комнаты, уныло повторял:
- Ну вот, я же говорил. Опять четыре балла.
Его так и прозвали «Четыре балла». А старшина с несокрушимым упорством начинал готовить следующий предмет.
Перед последним, самым трудным экзаменом - математика устно - уже прояснилась картина с проходным баллом. Обстановка на этаже абитуриентов накалилась до предела. Даже Шувалов быстро сворачивал свои «концерты», не решаясь отрывать товарищей от занятий.
Утром все проснулись до подъема и почувствовали, как тело охватывает дрожь - от утренней свежести, сочащейся в окно, и от острого, нарастающего волнения.
После физзарядки умывались и брились тихо, без привычных шуток, плеска. Один Саша Шувалов по обыкновению был невозмутим. Насвистывая мазурку Шопена, он тщательно растерся пушистым полотенцем, аккуратно расчесал пробор перед большим зеркалом и занял очередь за утюгом - отгладить брюки.
В эти часы уже никто не держал в руках учебника. Все старались как-нибудь убить время, медленно тянувшееся до решающего момента.
Открыв дверь в комнату отдыха, Шувалов увидел Федора Гурова. Тот сидел спиной к стене за первым столом и внимательно читал.
- Товарищ Федя, хватит зубрить! - добродушно стукнул его по плечу Александр п увидел листки в линеечку, исписанные крупными печатными буквами.
- Я не зубрю, - вяло отозвался старшина и слегка покраснел, перехватив шуваловский взгляд на листки. - Письмо. От матери из деревни. Она у меня не шибко грамотная. Вот видишь, корябает с трудом. Переживает. Нет у нее больше никого...
Шувалова будто кольнуло. Он отдернул руку, круто повернулся и вышел в коридор.
На экзамен им выпало идти в первой пятерке: Гуров - третий, Александр - четвертый. Так, по порядку, Саша и сел за старшиной, невольно подумав, что за такой спиной хорошо списывать.
Он чуть ослабил галстук на своей рубашке, окинул взглядом комнату, остановив его на математике - седом сморщенном старичке. Тот поднял голову, блеснул очками:
- Вам что-нибудь неясно, молодой человек?
- Нет, спасибо, - вежливо поклонился Саша, - напротив.
Александр перевернул билет. Тринадцатый. Еще у стола он усмехнулся этому. Любопытно посмотреть вопросы под номером чертовой дюжины.
Первый был настолько прост, что Саша не стал его обдумывать. По второму прикинул план ответа и припомнил парочку примеров, которыми можно блеснуть. Наконец он просмотрел задачку. Тригонометрическая. Тоже немудреная. Шувалов достал ручку. И вдруг похолодел: из головы выскочила формула. Ерундовская формула... Он еще раза два пробежал задачку. И понял, что не может вспомнить.
«Вот ведь чертовщина! На последнем экзамене, на последнем вопросе - и такой казус». Александр представил, как будут подсмеиваться над ним товарищи, как будут напоминать об этом пустяке и потом, когда он поступит...
Шувалов посмотрел по сторонам, на спину старшины 1-й статьи. «Вот кто может выручить и не проболтается». Он осторожно ткнул пальцем Гурова. Тот неуклюже повернулся. Саша сунул ему в руку писульку с просьбой.
Математик встревоженно нахохлился, встал из-за стола. Шея Гурова малиново накалилась, на ней проступил пот. Он боялся подвести товарища.
Однако старичок не подошел. Видно, поднялся он для порядка. Федя облегченно вздохнул и, выждав момент, выполнил просьбу Шувалова.
Едва Александр прочел первые буквы формулы, как вспомнил ее. Надо же забыть такую!
Математик оказался крут. Двум первым экзаменующимся он поставил тройки за в общем-то приличные ответы. Поэтому Федя взмок, еще не поднимаясь из-за стола.
Шувалов с болезненной внимательностью ловил каждое слово Гурова. От досады ему иногда хотелось ударить кулаком по столу: «Ведь знает же, знает материал, а не может подать!..»
И Саша представил, как сейчас математик с трудом натянет старшине четверку. А нужного проходного балла это не даст. И поедет старшина дослуживать свой последний год на Северный флот. Мать же будет успокаивать сына своими печатными буквами, - мол, не всей, Феденька, быть учеными.