Потом Шувалов представил, как выйдет он сам, спокойный, уверенный, к доске. Будет удивлять старичка своими знаниями, будет щеголять каждой произнесенной фразой. И формулу, что подсказал ему бескорыстный североморец Федя, сумеет красиво подать...
Александр с грохотом отставил свой стул, словно не заметив, как изумленно вскинул брови математик, положил ему на стол билет, извинился и вышел из класса.
Через день должны были объявить результаты. Однако все уже знали, кто поступил. Среди принятых был и Гуров. Но он ходил хмурый, рассеянно кивал головой на поздравления. А вечером в первый раз пришел послушать Шувалова.
Когда Саша играл, товарищи прощали ему все, даже эту непонятную сегодняшнюю выходку. Потому что играл он здорово.
На улице шел мелкий дождь, шурша по листьям каштанов. И вдруг этот шум, доносившийся в открытое окно, будто очистился, стал явственней. Он возникал из-под пальцев пианиста, как тонкая, прозрачная пряжа, и расстилался в воздухе звенящей тканью дождя. Федору не верилось, что это музыка. Но он видел гибкие, летучие пальцы Александра на клавишах, видел его вдохновенное лицо.
Потом старшина почувствовал, как звуки нарастают, и вот уже хлещет, захлебываясь в лужах, ливень. Бегут завихряющиеся потоки, срываются с крутых берегов. И падают в море. Да, в море. Его-то не мог перепутать старшина 1-й статьи. Оно шестибалльным накатом било в скалы, пучилось, шипело сорванными брызгами. Море билось в комнате - под руками Шувалова.
На следующий день Гуров провожал Сашу до КПП. Он шагал рядом и все не мог найти нужных слов. Шувалов насвистывал мазурку и помахивал маленьким чемоданчиком.
Только у самого выхода старшина наконец собрался с духом. Он остановился, уперся взглядом в землю:
- Ты вот что, браток! Мои слова насчет моря там, любви и прочее близко не принимай. Ошибся я, кажется.
Шувалов оборвал свист:
- Рано ты по мне панихиду справляешь, флот. - Потом мягче добавил: - Мы еще встретимся с тобой, Федя. В море.
...Алексей Павлович встал, прогулялся по каюте. Стрелка на наших часах показывала, что мы можем опоздать.
Уже одеваясь, он добавил:
- С того времени прошло порядком лет. Федор сейчас на Северном флоте командует подводной лодкой. Орденом Ленина награжден. Говорят, один из самых перспективных командиров.
- Славная история, хотя чего же тут новогоднего? Ну а Александр?
- Идем, мы действительно опоздаем, - заторопился Алексей Павлович и уже на ходу бросил: - Александр - имя вымышленное!
В кают-компании были выключены плафоны, на столах горели свечи. А на завешанной игрушками елке мигали цветные фонари. Пахло мандаринами, воском, порохом хлопушек. Пахло настоящим Новым годом.
Старший начальник сказал речь. У него это получилось хорошо. Особенно там, где говорилось о нашей морской службе, о любви к ней. Вроде и просто, но у всех сразу стало тепло на душе.
В веселье - дым стоял коромыслом - я совсем забыл о недосказанной истории. И вдруг услышал: кто-то заиграл Рахманинова, «Вариации на тему Шопена». Здесь, на корабле, это было так удивительно, что я тут же обернулся.
У пианино сгрудились офицеры. А за инструментом сидел наш начальник.
Я вопросительно посмотрел на Алексея Павловича. Он сидел довольный, улыбался и утвердительно кивнул мне.
Сергей БЫСТРОВ
