- Что ты, мама. Я как маленький. В Москве, бывало, за будку где-нибудь спрячусь и ем - стыдоба!
«Он впрямь совсем еще маленький...» и снова говорила:
Так что же такое на тебя нашло? Почему? - вспомнила свой вопрос к нему и не оконченный в такси разговор.
- Зачем тебе, мама? Лучше не знать... У нас ведь мужское дело.
- Вот-вот, мужики, тоже мне... - Брови ее дрогнули. - Отец то же заладил... И ни слова, о чем думает, вернувшись с работы. Ты ведь там у него бывал? Спорили вы? Да что я спрашиваю, конечно, спорили.
- Все было, мама. Еще бы... Каково ему перенести мой отказ! и я, конечно, выгляжу перед ним свинья свиньей...
- Вот ведь сам понимаешь...
- Понимаю, мама, все понимаю... Но не хочу, чтобы и мне вслед бросали камни, как будут бросать ему вслед... Выходит, мой камень первый, когда еще ему ничего вроде не грозит...
- А что ему будет грозить?
- Как что? Не верю, что ты, мама, не знаешь, не чувствуешь. Ты любишь красоту и нам внушала... Это же достояние людей. А то, что ее рушит, разве спасибо ему кто скажет? А если вся его работа изменит природный режим, то степные ветры задымят наши курорты, как ты это уже чувствуешь, изменится водный режим и пропадут врачующие минеральные воды. Как ты думаешь, погладят его по головке, вспомнят добром? Если нет, то зачем же он строит санатории, если тут же под корень рубит их?
- Никто ему камень вслед не бросит, ты это зря, Илюша. За такие красивые города, удобные санатории - кто его похулит? - сказала уже как-то менее уверенно, вроде отделяя эти города от самой природы. Она уже видела, что так не бывает, что в ее словах есть что-то такое, чего она еще не понимает, очевидно, не понимал этого и отец, но она все стояла на своем, не давая его в обиду. Сын, наверно, что-то еще имел в виду, не мог же он так элементарно говорить с отцом, который и без него это знает... Но что может сделать отец? Сам закрыть карьер, что ли? Ну уйдет он, придет другой, что изменится?
Она сказала об этом сыну, а он будто того и ждал, обрадовался, что она понимает это, и сказал с облегчением:
- Да, мама, да. Важнее всего жизненная позиция человека...
Но она не понимала этого, так и сказала:
- Не понимаю я, Илья. И никогда не пойму, наверно. А ты это понял? И когда?
- Понял. Но когда, не знаю, мама... Я ведь так любил отцов карьер. Помню, как в детстве в войну там с мальчишками играли. Где-нибудь прячемся за скалой, ждем, когда «рванет». А когда «рвануло», бежим на врага и кричим «ура!» во всю глотку. Я это еще тогда знал, что камень - основа основ строительства. А после, в институте, стал понимать, что не всякий камень, нет, и что города и горы не враги - друзья.
Илья замолчал, с глубокой грустью в глазах смотрел на Ящерку.
- Да, мама, пожалуй, есть время отсчета,- заговорил он, - есть. Однажды видел... В Москве пробивали улицу - по живому. Людей, естественно, переселили, дали новые квартиры. Мы ходили по пустому ничейному жилью. Старые особняки... Роспись, изразцы. Лепнина. Окошки, окошечки, оконца... Лестницы - мрамор как снег белый. Кое-что уже растащено... И знаешь, утром чуть свет нацелились бульдозеры...
- И что же?
- Простояли так полсмены, ушли. Бригада отказалась рушить чудо.
- Остались дома? - В голосе матери невольно просочилась надежда.
- Прислали других бульдозеристов...- ответил сын.
- Объявляется посадка...- раздалось под сводами зала. Рейс был его, Ильи.
- Ну все, мама...
- Так что с теми домами?.. Ой, Илья, так ты взаправду улетаешь? - с растерянностью спросила его, забыв про свои вопрос.
- Да, мама. «Взаправду» - хорошее слово...
