- Нет, от Ильи ничего не получала, - сказала она. - Но мне больше хочется, чтобы написала невестка. От нее хоть узнаешь, как они живут. А что Илья? Весь в тебя, кроме работы, ничего.
«За столько лет впервые вместе гуляем. Не было бы счастья, да несчастье...» - подумала Евдокия Федотовна. И еще о том подумалось, что и как может написать отцу Илья. Нет, сын не будет разводить дипломатию, а это наверняка доконает отца! Что же делать в таком случае? Попридержать письмо? Эх, Илья, Илья...
Так думала она, а говорила о том, как собирается поехать на край света в гости к сыну. Тем более что всю жизнь мечтала попасть за Полярный круг. А то ведь по книжкам преподавала географию. Но что видела сама? Это развеселило Василия Митрофановича. «Ха-ха, что ты разглядишь из самолетного иллюминатора? Если ещо тучи над землей...» - «Тучи? - смеялась она в ответ. - Да в Якутии больше солнечных дней, чем в Сочи». - «Ну и ну! Почему же тогда с севера люди мчатся на юг, а не наоборот?»
Но вечерние их походы по горе, под крепким нести-хающим ветром, который хозяйничал тут, когда заходило солнце и остывающий воздух устремлялся вниз, снова рождали у нее вопросы: как быть дальше? У него же этих вопросов и сомнений не возникало. Она жалела его, думая, что станет с ним, когда однажды утром ему не придется идти на карьер. Вспоминала, как одна лечившаяся на курорте старушка из Великого Устюга сказала ей: «Погляжу на раздетую гору, что тут, возле нас, верите ли, все хорошее настроение проходит». Но как об этом скажешь мужу? Ему и без того горько. И само собой получалось, что она все чаще в мыслях своих возвращалась к сыну. Илья ведь, отстаивая свое, не уступит. Нет. нет, сын всегда был предупредительным, так любил их, так что же случилось? Но, может, так и должно быть? Поколения не могут походить одно на другое. Да, конечно. Но чтобы не понимать друг друга?
Она вспомнила, как однажды в день ее рождения Илья, приехавший на каникулы, резко спорил с ее подругами, учителями, у которых, между прочим, сам учился. С биологом Верой Павловной, например. И что его «завело»? Словосочетание «покорение природы»... Раньше кого оно могло покоробить? А тут он этак встал в позу: «Да, вы учили нас этому. Но так мыслить было уместно тогда, когда человек мало знал о природе и боялся ее». - «Но как же Мичурин? «Не надо ждать милостей от природы...» Ведь, помнишь, Илья?» - вскипятилась Вера Павловна. «Да, природа создала, что могла. Но надо не бороться, не побеждать ее, а помогать ей. Человек все больше и больше узнает, как это делать, да и средства у него есть». А когда он спел под гитару: «Клен ты мой опавший...», старая, вышедшая уже на пенсию учительница литературы Афанасья Меркурьевна тяжело вздохнула: «Нытье, Илюша, кабатчина пьяная... Так я оберегала вас...» Он отложил гитару и спросил: «Оберегали, потому что не верили в нас? Считали, что мы не сумеем разобраться в жизни, ответить на ее вопросы? А тот же Есенин помог разобраться. Своей судьбой заставил».
Вот откуда, наверно, пришла его Ящерка. Мы же, кто постарше, пожалуй, действительно «оберегали» детей. Наш разговор с ними о жизни чаще всего не шел дальше планов учебного года. На следующий - опять то же. Нет. нет, неправда, па себя наговариваю. Учеников-то я заставляла думать. И он ведь тоже был моим учеником... Худое иль хорошее - все и от меня...
Поздняя осень в горах, как и любое другое время года, наделена своей прелестью. Морозные ясные ночи. Никогда такой близкой не бывает по ночам луна. По утрам прозрачен и чист воздух, и глазу открываются самые дальние точки горизонта.
Евдокия Федотовна, направляясь на работу, встретила почтальона па своей узкой кривой улочке.
Почтальон, низкорослая курносая женщина в растоптанных ботинках, достала из сумки газеты, письмо и вручила Семилуковой.
- От сынка, от Илюши. Ждали?
- Еще как ждали! - подтвердила Евдокия Федотовна, пряча письмо в свою объемистую сумку с блестящей застежкой-«молнией».
Дойдя до школы, Евдокия Федотовна принялась за чтение письма. Адресовано оно было отцу, но, может, даже лучше, что она прочитает его первой. А вдруг окажется, что Василию Митрофановичу, который только-только вошел в рабочую форму, и не сразу стоит его показывать. Хотя чего бояться?
«Отец, здравствуй! - прочитала она. Да, он давно уже забыл слово «папа». Вначале, наверно, ему хотелось казаться взрослее, теперь он на самом деле стал таким. - Много писем тебе я написал, но все они оказались в корзине. А с этим все - решил не перечитывать, иначе не послал бы и его.
Работа у нас с Марией
интересная. Она - диспетчер, а я для начала - бригадир. Большое, комплексное у меня хозяйство. Народ молодой, друг друга понимаем. Вижу, как сползает с нас позолота ложной романтики, а что обнаружится под ней - увидим дальше. Во всяком случае, ребята делаются реалистами. Я же стал им давно. В этом помог мне ты сам. Ведь ты научил меня реально смотреть на самого себя, на свой труд, место в жизни. И как тебе уже говорил, поначалу я думал, что вся истина в тебе, в твоем «Великане». Потом понял и теперь все больше убеждаюсь в этом, что есть истины дня, а есть истины времени, есть истина бугорка, а есть истина вершины. Вот те люди, хозяева твоего «Великана», - они носители бугорочной истины. Им достает того, чтобы был план, были твои кубики. А план без ума - это нищего сума, извини за эти плоские слова. Когда-то я считал тебя образцовым директором, но хозяин ли ты народного дома? Прости, повторю, не хозяин. Кроме кубиков, для тебя ничего нет на свете. И для твоего главка, министерства - тоже.
