Одинокое дерево

Одинокое дерево

За короткое приамурское лето степь у Сухого озера успевает не один раз переменить свой пестрый наряд. К середине мая, когда свежая поросль проткнется сквозь подсохший наст прошлогодних растений, зелень со смешанным запахом земли и тлена разливается вторым половодьем, перекрашивает низины и распадки до самых дальних сопок в однообразный, но никогда не надоедающий малахитовый цвет. Не пройдет и месяца, как те же места станут светлее, взгорки закружатся в хороводах цветения, поберутся исполинскими букетами. В августе ковры цветов никнут. Поле вдруг забуреет с одного края, возьмется подпалинами. Глядишь, лисий хвост увядания прокрался мелколесьем по южной стороне сопки к вершине, вспыхнул горящим факелом. Облитая медью, затаившая пламень лета степь, что невеста в дубленом полушубке, будет стоять у всех на виду до глубоких зазимков, изумляя своей самой стойкой, самой зрелой осенней красотой.
Рядоврй Сергей Званцев раньше других сослуживцев подмечал перемены в степи. Вырос он в скупых на краски закаспийских краях. Вокруг родного хуторка ни кустика, ни деревца. Поля подняты под посевы или выбиты копытами неисчислимых отар.
Склад вещевого снабжения, у которого Званцеву чаще всего приходилось стоять на посту, ближе иных объектов к распадку между сопок.
Об этих сопках солдат мог бы рассказывать часами. Теперь он навсегда запомнил, как они будут сами, источая свет, хрупко вырисовываться на зорьке, как неторопливо будет пробиваться, искрясь из расщелины, восходящее солнце. Оно возвращает отяжелевшим в росе травам их извечные краски и дорисовывает на лепестках цветов новые оттенки, которых не было вчера...
Сергей убежден: только тот может считать себя настоящим солдатом, кто легко переносит бессонную ночь. Не просто далась ему эта наука. В первые месяцы службы бывало всякое...
Однажды на пост явился дежурный по гарнизону. Только ушел проверяющий - и на тебе: новое начальство. Сергей слышал, как останавливал проверяющего часовой у соседнего поста. А что случилось дальше, не помнит. Он лишь на минуту смежил веки. Шесть - десять секунд, не больше. За это время офицер подошел к Сергею на дозволенное расстояние и, укоризненно покачивая головой, молча глядел, как солдат выкидывал автоматом артикулы и бормотал заученные в строгой последовательности фразы: «Стой, кто идет? Разводящий, ко мне...»
- Довольно! - предупредил офицер,- Я все видел... Вы слишком быстро успокоились.
Пришлось уйти с поста досрочно. Не только уйти, но и разыскать старшину Урюпииа и доложить о случившемся.
- Ориентир - одинокое дерево! - проревел над ухом: старшина, заступивший с вечера в караул начальником. Недобро полыхая румянцем на округлых, всегда выбритых щеках и пронизывая Сергея потемневшими зрачками серых глаз, старшина махнул рукой в сторону восходящего солнца, которое, как показалось Званцеву, каталось со смеху по краю распадка.
На фоне алого диска из сумерка проступало кривое, темное, присадистое дерево.
- Бегом марш! - завопил  старшина,  вкладывая  в этот крик все презрение к незадачливому часовому.
Сергей рванулся по команде, а Урюшга на всякий случай засек время. Так он поступал со всеми, кто еще не укладывался в норматив спортивного разряда по бегу. На этот счет у старшины была цепкая память. Вымещая досаду на нарушителе устава, Урюпин сочетал полезное с приятным: стряхивал у солдата сон перед внушительной нотацией и давал нагрузку ногам.
Обветренная после ухода снегов земля звонко чавкала под ногами. Иной раз пружинили свалявшиеся травы. Добежав до ориентира, Сергей повалился у деревца. За гулкими ударами сердца он даже не услышал команду «Стой!» Старшина видел - стрелка показала зачетное время.
Дерево оказалось заматеревшим терновником. Несколько рубиновых побегов свились в мощную плеть, заменявшую ствол. Все это перехлестнувшееся ветвями вишнево-алое чудо звалось по-здешнему свидиной.
Верхушка дерева, еще темная и сырая, была пронизана солнцем. В холодном блеске лучей солдат приметил нечто такое, что заставило его вздрогнуть и забыть о наказании. Больше того - Сергей ликующе завопил: он увидел распустившуюся веточку! Возвращался солдат без команды, со скоростью спортсмена. Званцев первым нес в гарнизон примету близкой весны, которую давно ждали все...
Зеленый трофей пошел по рукам. Солдаты криками «ура!» приветствовали черно-бурую степь, лишь местами протаявшую до земли, не озвученную птичьими голосами, похожую на недорисованную картину. Нашлись такие, что подхватили Званцева на руки, но Урюпин, опешивший было при виде распустившейся ветки, приказал отставить.
У старшины все чуть ли не с первого дня делились на две категории - отличники и трудные. Рота, соревнуясь повзводно, боролась за звание отличной. Урюпин причислял к трудным и тех, кто мог бы обойтись без этого звания. Сергей, казалось, сам лез в неисправимые.
- Это чей «сидор» под койкой? - спросил старшина при первом знакомстве с пополнением, когда новички переоделись и начистили пуговицы. Сергей не успел до ухода каптенармуса сдать личные вещи. Он считал это необязательным. Его фибровый чемоданчик и в совхозном общежитии находился под койкой. Так удобнее.
- Мой! - Солдат уже научился тянуть струнку перед старшими.
- Я говорил о том, что личные вещи - в каптерку?
- Кажется, да...
- У вас со слухом в порядке?
Сергей машинально крутнул пальцем в левом ухе:
- Не жалуюсь,
С минуту командир и подчиненный прощупывали друг друга взглядами. Солдат - воплощенное доверие, простота. На лице ухмылочка: рубаха-парень. Урюпин - одним глазом на строй, другим водит но лицу Сергея, будто в снайперский прицел берет. «Кривоногий... Глаза зеленые, бабьи...»
У первой жены Урюпиыа, Насти, убежавшей с демобилизованным ефрейтором, были такие же, по-весеннему брызжущие искорками глаза.
- И сейчас  вы  меая  хорошо  слышите? - бубнит Урюпин, думая о Насте.
- Хорошо.
- Два наряда вне очереди! - шепотом произносит старшина.- Повторите!
- Два наряда вне очереди! - еще тише отвечает Сергей.
Острый кадык старшины, ощетинившийся редкими нахальными волосинками - электробритва «Спутник», купленная блудной женой, подчас заедала,- судорожно дернулся под шершавой, будто настывшей кожей. Урюпин проглотил невеселый смешок, прокатившийся в горле. Есть такие люди, которые смеются молча, сквозь зубы: холодно блеснут глаза, и снова лицо непроницаемо спокойно.
- В армии положено отвечать старшему «есть!»... Ясно? - подсказывает старшина.
- Хорошо,- рассеянно согласился солдат. Думая про это самое «есть», Сергей запомнил олова старшины для другого случая.
- Что же тут хорошего? - удивился Урюпин, вдруг поняв, что в данном случае повышать голос бесполезно.
- Наряд по службе - не пакет со сладостями и не подарок на именины.  Это - наказание. Ясно? Наказание!.. Повторите.
- Есть,- едва слышно прошептал солдат. Глаза его между тем продолжали смотреть на командира в упор. Игривость в них заметно убавилась.
Урюпин побрел было прочь, гордясь своей проницательностью: «Я их насквозь вижу. Ну и поколеньице! Сколько ни долби...»
- Как  фамилия? - вспомнил он, доставая  блокнот из выцветших, но кокетливо  заушенных  диагоналевых брюк.
- Званцев.
Так не просто узнавали друг друга эти люди.
Сергей мог целыми сутками брести вслед за отарой в душной пыли. Приходилось ему нянчиться с пятипудо-выми мешками на совхозном току, копать колодцы в степи. Как-то он нес на себе почти десять километров к ветпункту занемогшего племенного барана. В открытом, честном состязании на любой из привычных работ ои победил бы Уркмшна. Но в армии ему многое внове. В любом пустяке можешь оказаться слабее слабых.
Мытье пола в казарме и лестницы на второй этаж уходило мешковатого чабана так, что он чуть не проворонил побудку.
- Подъем!..
Сергей слышал команду. Но пробудился не вдруг: «Что и на какую высоту поднимают, если так громко кричат?»
- Кто там путает левый сапог с правым? - гремел уже над Сергеем очень знакомый и чем-то неприятный голос.- А-а, Званцев...
К субботе Сергея нарисовали в ротной стенгазете - заспанным, надевающим правый сапог на левую ногу...

Николай Родничев

Отзывы:

Нет отзывов. Ваш будет первым!