Истома

Июль был на исходе. Наступил саратан - самая знойная пора лета. Такого люди давно не видывали: даже те, кого обычно не пугал полуденный зной, нынче задыхались. Хорошо было лишь тем, кто заблаговременно укатил в Хумсан, или Бричмуллу, или Сукок, или в какое-нибудь другое горное селение, овеваемое ветром, что дует с вершин, покрытых снегом.
Особенно трудно жилось в эти дни тучным людям. Встречая на улице этих несчастных, нельзя было им не посочувствовать, так тяжело им дышалось. Да и не только они, большинство людей, позабыв, с каким нетерпением в зимнюю пору они ожидали летних дней, мрачно приговаривали: «Жара - это просто ад, холод наоборот - райское блаженство...»
Старики вспоминали, что такая жара была здесь лет тридцать назад.
Люди в поисках прохлады спешили в скверы, парки, окрестные сады. А солнце, будто смеясь, взирало на них с зенита, то касаясь верхушек деревьев, обжигая листья, то притрагиваясь к нивам, иссушая травы. А асфальтированные дорожки в аллеях сделались мягкими, как воск. Девушки ступали по ним осторожно, боясь, как бы не увязли каблучки.
Да, это наш клокочущий, неуемный саратан! Обжигающий ноздри, красящий в шоколадный цвет людей саратан!..
Чтобы успеть справиться с делами, люди спозаранку отправлялись на базар и по магазинам. Но иногда жара приходила и с восходом солнца. Едва начинало припекать, как берега больших и малых арыков облепляла детвора. Им нипочем саратан. Они рады жаре, пышущей сверху, и прохладе, исходящей от воды.
Зарумянившиеся персики, покрытые тонким бархатистым пушком, золотистые ягоды джиды, чернильно-черпые сливы, отяготившие ветви, что нависают над глинобитными дувалами, словно дворики не умещают в себе разросшегося сада. Все это с удовольствием нежится в горячих солнечных лучах, благодаря их за щедрость и доброту!
А на окраине города, на одной из безлюдных улочек, сидела посреди дороги старая женщина. Она загребала руками пыль, насыпая ее, горячую и мягкую, себе на ноги. Саратан лечил больные суставы. Женщина давно ждала саратан и теперь радовалась его щедрости. А саратан, будто бы отвечая взаимностью, забирал ее хворь, принося умиротворение.
Там, где заканчивался город,- хлопковые поля, похожие на бекасам в зеленую полоску, из которого шьют халаты. Хлопчатник высеян ровными рядами и, когда подолгу смотришь на такое поле, начинает рябпть в глазах. Отсюда можно окинуть взглядом далеко вокруг землю, вместившую плодородные пашни, изобильные сады, дарящие людям радость виноградники.
Саратан приносит отраду напоенной влагой земле. Дехкане постарались, чтобы поля вдоволь напились воды, прибежавшей издалека, с гор. Парит розовым маревом над полями, лелеет коробочки хлопка, торопит их раскрыться, лопнуть, точно зерна жареной кукурузы, распустив шелковистые белые волокна.
Поля обегает ветер. На его пути не встают раскаленные стены домов и ему нет надобности блуждать, теряя силу, среди пахнущих бензином улиц. Играя, он треплет листву на шелковицах, влетев в ивовую рошу, и, неожиданно выпорхнув оттуда, холодит лица людей, выпалывающих на поле сорняки, балуясь, залетает за пазуху, теребит подолы женщин...
...Старуха смела с колен пыль и, опершись о землю руками, поднялась, кряхтя и постанывая. Тихо направилась к дому, чувствуя, что ноги теперь окрепли и ступают увереннее. Нашептывая молитву, благодарила саратан. Просила его помочь сыну, который в Фергане работает большим начальником. Она знала, что если лето выдалось жаркое, то хлопчатник в поле быстрее вытянется в рост и не будет знать болезней. Значит, у сына не будет неприятностей, убавится забот и он сможет почаще навещать свою постаревшую матушку.
«Да... человек стареет, а земля не знает старости. И слава богу. Пусть наши правнуки и праправнуки увидят ее такой, какой наши глаза видят...» Что и говорить, солнце посылает лучи равномерно, но не всюду они могут проникнуть. Земля неровна. На ней п горы, и расщелины, и холмы, и впадины. Куда не дотянуться солнцу, царствует тень. Воздух там и в пору саратана душный, а зима злющая.
На окраине города, в той стороне, где заходит солнце, еще немало старых кварталов. Улочки между сгрудившимися приземистыми домами узкие, вкось и вкривь, по ним может проехать лишь арба с осликом. Глиняные дувалы, разделившие махаллю на дворики, пообвалилась от времени. А узкие калитки, выходящие на пыльную улочку, украшенные резным орнаментом, потрескалась. Сработаны, видать, еще во времена царствования Дакки Юнуса - покровителя устозов - резчиков по дереву- и когда-то восхищали взор прохожего деревянными кружевами.
Здесь, в маленьком дворике, жил Умид. Он занимал балахану - небольшую надстройку с террасой над воротами. Всяк входящий в этот двор видит накрепко прибитую к порогу калитки железную подкову, которая должна приносить хозяевам счастье. Под балаханой - полутемный проход во двор, в глубине которого вьются по жердочкам две виноградных лозы. Высокие дома соседей словно бы отвернулись от этой давно не ремонтированной лачужки, будто выказывали презрение к ней, и, лишь смилостивившись, пропускали на ее долю немного света.